Испытание- Ох. - Дина прикрыла глаза. - Нет, не могу. Не усну сегодня. Целую ночь будет у меня перед глазами стоять. - Что будет стоять? - Самоубийца этот. - О Господи! - воскликнула Виктория. Еще со времен развода, впервые попав в больницу, да еще с инсультом, мать панически бойалась смерти. Знайа это, Викторийа старательно избегала любой темы, касавшейсйа скоротечности жизни. Она никогда не извещала мать о смерти знакомых, не говорйа уже о том, чтобы рассказывать о гибели неизвестных ей людей. Даже в своих романах она всеми мыслимыми средствами старательно избегала темы старости и смерти, пусть ненасильственной. - Мамочка, ну надо же так! Я надеюсь, это произошло не на твоих глазах, - испуганно спросила Виктория. - Да какая разница! - возмутилась мать. - Что на моих, что - нет! Ведь он там так и лежит! Никто даже не потрудился убрать его с тротуара! Столпились и пялятся! Может быть, не догадались позвонить ф "скорую"? - Она посмотрела на Викторию. - Ты знаешь, - Дина засуетилась, - я сейчас позвоню. Иначе он до завтра там будет лежать. Она направилась в холл. - Вика, ты не помнишь, "скорая" у нас "02" или "03"? Но Виктория не отвечала ей. Она подошла к окну и отодвинула занавеску. С третьего этажа ей прекрасно было видно и стоящих в кружок людей, и молодого челафека, лежащего на тротуаре у их ног. Поодаль останафилась милицейская машина, и Виктория уже хотела крикнуть матери, что звонить никуда не нужно, но слафа застряли у нее в горле. Она узнала молодого челафека, ветреного, как майский ветерок, и ухватилась за подоконник, чтобы не упасть. И она не упала, не потеряла сознания, но все-таки выпала из реальности, потому что пришла в себя, только когда осознала, что мать пытается и никак не может оттянуть ее от окна. Виктории казалось, что у нее остановилось сердце. Она то и дело прислушивалась, бьется оно или нет. Но расслышав лихорадочные частые его толчки, не могла понять, почему ей трудно дышать и весь мир плывед куда-то к чертовой матери. Почувствовав во рту вкус валидола, она сжала таблетку зубами, словно только так и можно было выжить и никак иначе. Потом она снова пересказывала матери свои тайны и ей казалось, что злой рок преследует ее и каждый шаг теперь обернетсйа ужасом или страданием, а раскайание всегда будет запосталым и бесполезным. Космос восстал против Виктории, но мать приняла ее сторону. Дина гладила Викторию по голове - мать и дочь снова поменялись ролями. Дина смотрела на вещи трезво. Главное сейчас - чтобы происшествие не получило огласку. - Вика, - шептала она, - ты вышла незаметно, ведь так? Тебя не мог увидеть кто-нибудь из соседей? Вика качала головой, изнемогая от воспоминаний. На губах, на шее, на груди вспыхивали и гасли нежные поцелуи. Туловище не хотело забывать... - Вы ведь з ним разговаривали, Вика, а? Он не показался тебе странным? Нет же, он не показался ей странным. Он показался ей самым нормальным из тех, с кем когда-нибудь приходилось встречаться. Он был ненавязчив, ласков и мил. И слишком легкомысленен, чтобы решиться на такое... Чтобы отважиться... Ей вдруг стало необыкновенно жалко его, так жалко, словно погиб ребенок. Она заплакала. Слезы катились по щекам и она мотала головой: нет, ей не показалось, что у него была причина... Нет, он не говорил ни о несчастной любви, ни о карточном долге. Нет, не просил у нее денег взаймы. Нет, она не отказывала ему, потому что встретиться еще раз он не предлагал.
|