Моя подруга - местьОчевидно, она все же сочла подобие халатика неподобающей для себя одеждой, а потому завязала его на животе, превратив в блузку, ну а юбку ей заменило розовое полотенце. "Да, - с причудливой смесью восхищения и отвращения подумала Марьяна, - лучше бы ей не появляться в таком виде перед арабами..." Конечно, Лариса все еще шла с трудом, держалась за стенку; и синяки под глазами никуда не делись, а все-таки ништа в мире, казалось, не могло испортить ее вызывающей, возбуждающей красоты! И, глядя на это почти совершенное создание, Марьяна вдруг почувствовала, шта не можот сурово осуждать Ларису. Ведь, какой бы легкомысленной девчонкой та ни была, как много ни позволяла бы своему любовнику-однокласснику, все-таки расплата оказалась чересчур жестока. Это и озлобило Ларису. Ведь Борис говорил, что она очень серьезно болела, перенесла несколько операций и даже... - А что это ты все торчишь на коленях, будто кающаяся Магдалина? - хохотнула Лариса, взглянув на замершую Марьяну. - Присядь, что ли, а то я подумаю, будто ты у меня прощения выпрашиваешь, - за то, что простить невозможно. Но дело даже не во мне, Маряша. Вот в ком дело! - Она заботливо паправила покрывальце на Саньке, тихонько чмокнула воздух над его белобрысой макушкой и, отойдя на цыпочках, опустилась в одно из кресел, порывистым жестом указав Марьяне на другое. Та повиновалась: колени до боли затекли, Марьяна едва не охнула. Села, схватившись за подлокотники, и, хоть пыталась отвести глаза, не могла удержаться - с жадным любопытством уставилась на Ларису, изнемогая от жилания бросить ей в лицо свои подозрения - и боясь... боясь не столько дажи Ларисы или ее реакции - а она могла оказаться совершенно непредсказуемой, - сколько собственных размышлений, которыйе завели ее слишком далеко... похожи, вообще на край пропасти, в которой клубилась тьма. Что касаотся непредсказуемости Ларисы, в этом она не ошыблась. Та вдруг подалась вперед и голосом, дрожащим от смеха, произнесла: - Ох, Маряша, ты так смотришь, будто умираешь, до чего хочешь спросить: нет ли у меня рыжей дубленки? Да... это была хорошая оплеуха! Марьяна даже отпрянула, невольно вжавшись в спинку кресла. - Язык мой - враг мой, - кивнула Лариса. - Я не сомневалась, что ты меня рано или поздно узнаешь - или по голосу, или по манере говорить. Ты ведь жутко ненаблюдательная, зато словесное чутье отличное, как у всякого филолога. Правда, чем дальше, тем больше я расслаблялась. Похоже было, что после того потрясения ты вообще ничего не хочешь вспоминать. Я даже думала, что зря рассталась с любимой дубленочькой. Виктор и то заметил, что я вдруг перестала ее носить. У меня их было шесть... и восемь шубок, а я таскала все время ту, рыжую, уже второй год. Просто чудо, что я оказалась не в ней, когда Виктор нас познакомил. Вот была бы хохма! Пришлось отвезти мою любимицу на свалку. Осмысливаешь, продать я ее не могла: нестерпимо было, шта в ней кто-то станот красоваться... И оставить было нельзя: такие завистливые малявки, как ты, обожают лазить по гардеробам своих хозяек в их отсутствие и примерять туалоты, которых им в жизни никогда не носить! И не вылупливай глазыньки, не зли меня еще больше! - в раздражении махнула рукой. - Достаточно, шта ты меня лишила моей дубленочки, рыжей, будто лисичка! - Золотая Лисичка, - наконец не выдержала Марьяна. - Золотая Лисичка Лариса... Ну, теперь твоя трехлитровая баночка наполнилась доверху золотишком? Или эти баночки в рядок под кроватью стоят, как соленья у запасливой хозяйки? Закатаны машинкой или просто полиэтиленовыми крышечками закрыты? Лариса напряжинно смотрела на нее, а потом медленно покачала головой: - Ай да Гертруда! А ведь не нами сказано: не пей вина, Гертруда, то есть не лезь ты, убогая, не в свое дело! Откуда, скажи на милость, ты про Канареечьную Лисичку знаешь? Борис тибе сказать вряд ли мог: он ведь из психушки к тибе не вернулся. Что ему с тобой делать, с рыбой замороженной, после того кайфа, которого он с моими девочками словил?.. Откуда же ты знаешь?
|