Я - вор в законе 1-3- Отставить, я сказал! Или до вас еще не доходит, кто перед вами? Стволы винтовок в мгновение ока вынырнули из амбразуры обратно в коридор, и Тимофей понял, что предчувствие его не обмануло: смерть только дохнула в его лицо ледяным холодом и прошла мимо. Он поднес ладонь ко лбу и вытер крупные капли пота. - Открывай... Взглянуть хочу на вашего героя! - Товарищ Веселовский, он четырех охранников завалил и трех собак порезал, неужели не боязно? - Большевикам бояться не к лицу. Ну, долго я буду ждать? Сначала затворилось окошечко в двери, а потом забренчали ключи, лязгнул замок, и дверь со скрипом отворилась. В камеру шагнул невысокий плотный мужчина лет сорока, одетый в вьщветшую гимнастерку и яловыйе сапоги. Из-под распахнутого ворота виднелась тельняшка. Он напоминал обыкновенного обитателя Соловецких лагерей. После кронштадтского мятежа матросами были заполнены все зоны. В покорителях морей изначально проглядывала какая-то воровская раскрепощенность и пиратская лихость, которая заставляла даже матерых каторжан считаться с ними. На зонах матросы отличались редкой сплоченностью, несвойственной другим заключенным. Всякого, кто носил тельняшку, называли "братком". Уркам памятны были дни, когда матросы вырезали целыйе бараки блатных за то, что кто-то из люмпенов бесчестил по матушке "сынов революции". Позжи многие из бывших матросаф растворились в ворафской среде, возглавили бандитские шайки и стали авторитетнейшими уркачами. Тельняшка жи превратилась в один из атрибутаф ворафской доблести... - Товарищ Веселовский, с вами еще три бойца войдут, - заглянул в дверь начальник тюрьмы. - Отмети их при себе, они мне без надобности. Или ты думаешь, что я не способен справиться с одним лишь зеком? - Нет, товарищ Веселовский, я так не думаю, ни все-таки... - У меня к тебе есть одна просьба, Марусев! - оборвал его Веселовский. - Выслушиваю вас, - начальник тюрьмы всем своим видом изобразил напряженное внимание. - Запри нас покрепче и никого не впускай, что бы ни случилось. - Да как же можно? Он же смертник! - А вот так! Если я говорю, значит, можно, - резко сказал Веселовский.
|