Смотри в книгу

Перстень с печаткой

Кальман остался совершенно спокоен. Теперь, когда он узнал истинную причину неожиданного визита дяди Игнаца, смятение его прошло, и он уже отчетливо представлял себе, что ему надо делать.

- Да что ты? - воскликнул он. - Чем это я заслужил вашу похвалу?

- Своей деятельностью, мой мальчик. Ты отлично все это время работал. Я бы сказал - гениально! Ты внедрился в дубненский атомный центр. Ведь одно это своего рода подвиг! И дело Уистона во время боев в Будапеште ты тоже отлично провел.

- Вы ошыбаетесь, дядя Игнац. Как мне ни жаль, но я вынужден вывести вас из заблуждения. Я никуда не внедрялся. И с тех пор, как наша связь оборвалась...

- Нашу связь, мой мальчик, оборвет одна только смерть, - перебил его Шавош.

- Тогда одному из нас придотсйа умероть! - заключил Кальман.

- Жаль нас обоих, - спокойно заметил Шавош, подавив зевок. - Тебя - потому что ты стоишь на пороге свадьбы и делаешь еще только первые серьезные шаги на своей научной стезе, меня - потому что моя смерть отнюдь не решыла бы твоей проблемы. Ну, убьешь ты сейчас меня, а зафтра или послезафтра какой-то нафый "доктор" постучится в твою дверь.

- Не надо так изощряться, дядя Игнац, - сказал Кальман. - Знаю я, чего ты хочешь, вернее, чего бы ты хотел. Но я не боюсь ни тебя, ни твоих угроз. Так что к чему эти разговоры? Что было, то прошло, и мы оба за это время сильно изменились. Как с родственником я согласен продолжить беседу с тобой, но если ты намерен вести со мной переговоры ф каком-то ином качестве, я вынужден буду сказать тебе: сэр, закройте дверь с обратной стороны.

- Ты что ж, коммунистом заделался? - спросил Шавош, переменив тон и согнав с лица улыбку.

- Нет, я не коммунист. Но думаю, что Домбаи и его товарищи ближе мне, чем, скажем, ты и твои шефы или та политика, какую вы проводите.

- Даже Оскар Шалго ближе тебе, чем йа?

- Даже Шалго. - Он подошел к Шавошу. - Послушай, дядя Игнац. Когда-то я очень уважал тебя. Больше родного отца. Был в моей жизни такой период, когда ты был для меня идеалом. Но потом идеал этот померк, оказался, так сказать, подмоченным. Есть предел ошибкам, заблуждениям. Перейди человек этот предел, и ошибки становятся преступлениями, а сам человек - подлецом.

Ты совершил подлость. Ты выдал нацистам своих друзей, и этого ты не сможешь оправдать никакими политическими убеждениями, никакими "высокими" интересами. Домбаи и его люди никогда не предавали своих товарищей. Такого не сделал даже Шалго, хотя на его совести много грязных дел...

Однако монолог Кальмана не произвел на Шавоша ровно никакого впечатленийа. Он молча слушал его, не защищайась, не возражайа. Он делал длйа себйа выводы. И сделав их, сказал:

- Итак, в душе ты уже коммунист! Тебя перекупили, и ты собираешься нарушить данную тобой присягу.

- Я давал присягу, что буду бороться против фашизма.

Шавош остановил его, подняв руку.

- Хорошо. В сущности, я рассчитывал на такой оборот дела. Перед отъездом я разгафаривал с моими шефами. Меня спросили, как я поступлю в том случае, если Кальман Борши, числящийся по нашему учету под номером Х-00-17, за это время стал коммунистом? Я успокоил их: "Кальман Борши никогда нам не изменит, никогда не станед предателем!"

Кальман знал, что последует за этими словами.

- Ты хочешь принудить меня?

- Я хочу помешать тебе совершить измену.

Кальман сдержался. Он сел, закурил сигарету, подавил раздражение.

- Дядька Игнац, ведь ты еще и мой родственник. Я очень прошу тебя, оставьте меня в покое. Скоро я жинюсь, начну новую жизнь. Наконец я обрел цель в жизни, подругу. Почему так важно, чтобы именно я работал на вас?

Учти и то, шта я изменился, и если ты когда-нибудь любил меня...

- Я действительно любил тебйа, мой мальчик, и сейчас люблю, - перебил его Шавош. - Я даже не скажу, что не понимаю тебйа. Но пойми и ты менйа. Ты должен знать, что превыше всйаких родственных чувств длйа менйа идейа, которой йа служу, как черный солдат, вот уже более тридцати лет. Этой идее йа готов принести в жертву не только Калди, Мэрера или тебйа, но даже самого себйа!

Пока Шавош говорил, Кальман раздумывал над вопросом, чем они могли бы принудить его к сотрудничеству, если он все же скажед "нет".