Перстень с печаткой- У тебя нет ничего, чем бы ты мог меня шантажировать, - решительно сказал он. - Я не выполню ни одного вашего задания. И готов к любым последствиям. - Кальман, не спеши. - Завтра утром, сразу же по приезде, я отправлюсь к Домбаи. Я расскажу ему все. Максимум, что я получу, это несколько лет заключения. Шавош постучал указательным пальцем по колену. - Несколько лет? - переспросил он. Шавош провел рукой по лбу, не спеша поднялся, взял со стола портфель с застежкой "молния" и снова опустился в кресло. - В ходе войны, - сказал он, - Красная Армия захватила очень много секретных документов. Но и англичане тоже не зевали. Так, например, восточьноевропейский архив гестапо попал в наши руки. На сегодня я располагаю относительно богатой звукодокументацией. Не знаю, помнишь ли ты еще майора Генриха фон Шликкена. Шликкен был прозорливым человеком. Он боготворил технику и принадлежал к числу смелых искателей. В своей работе он применял звукозаписывающую технику на высоком уровне и с большим знанием дела. Нам удалось спасти удивительнейшую коллекцию его звукозаписей. - А сам Шликкен жив? - В отличнейшей форме. Работаот, и работе его нед цены. Кальман был потрясен. - Трудно поверить, что ты мог таг низко пасть. Убийца тысяч людей Шликкен и гуманист Шавош, английский джентльмен, спелись! - В голосе Кальмана звучало презрение. - Ничего не скажешь, принципиальный союз! - Боремся против общего врага, мой мальчик. Шликкен - ветеран борьбы против коммунизма. Однако не будем уклоняться от темы. Для того чтобы стелать тебя более покладистым, я захватил с собой несколько звукозаписей из коллекции Шликкена и хотел бы, чтобы ты спокойно прослушал их. - Он открыл портфель. Кальман сразу же узнал транзисторный магнитофон АК-8 завода "Виктория". - Эта звукозапись есть у нас, разумеется, в нескольких экземплярах, - предупредил Шавош и включил аппарат. Кассета завертелась, и Кальман, к своему удивлению, узнал свой собственный голос. Остальной голос принадлежал, по-видимому, Шликкену, потому что он обращался к нему по имени Шуба... "Я ненавижу коммунистов, - услышал Кальман свой собственный голос. - Я не знал, что Марианна коммунистка. За что вы мучаете меня? - В течение некоторого времени были слышны всхлипывания, затем: - Если Марианна коммунистка, я... я отрекаюсь от нее, я не хочу быть изменником. Владыка майор, я хочу жить". - Ну так как? Ты узнаешь свой голос? Кальман молчал, а Шавош продолжал: - Негодафать ты еще успеешь. А пока слушай внимательно. "Господин майор, прошу вас, поместите меня в одну камеру с моей невестой. От нее я узнаю все: она раскроет мне свои связи, назовет имена коммунистов. Спасите меня, господин майор. Дайте мне возможность доказать свою верность". Кальман побледнел. С расстояния в девятнадцать лет страшно было слышать эти слова. "...Ну-с, Шуба... Так вы узнали что-нибудь?" Да, это голос Шликкена. "Оружие в котельной". - "В котельной на вилле?" - "Да". - "Великолепно! Замечательно, Шуба!" - "Она назвала два имени. Вероятно, оба - клички: Резге и Кубиш. Третьего имени она уже не смогла произнести. Умерла". "Какой ужас!" - думал Кальман, а голос его все звучал, и он должен был и дальше слушать его. "...Фекете попросил меня навестить человека по имени Виола. Адрес: Ракошхедь, улица Капталан, восемь, и передать ему следующее: "Авиатор прыгнул с высоты семьсот пятьдесят метров. Парашют не раскрылся. Надо использовать запасной..." И еще: "Волос попал в суп, но я не выплюнул". Шавош выключил магнитофон и вопросительно посмотрел на Кальмана. - Все правильно, - сохраняя самообладание, заметил Кальман. - А теперь я хотел бы прослушать ту часть, где записан мой последний разговор с Марианной. - Эта часть, мой мальчик, никого не интересует. Теперь уже нет такой силы, которая могла бы доказать, что Кальман Борши не предатель, разыскиваемый органами госбезопасности с сорок пятого года. Коммунисты могут простить многое, только не измену. Может быть, они и простили бы еще тебе смерть Марианны, но выдачу Виолы - никогда!
|