Перстень с печаткой- В Цеглед. Вы еще успеете на поезд, который отправляется в одиннадцать тридцать. А завтра утром вернетесь...
Кальман несколько раз обошел здание кафе "Нью-Йорк". Осмотрел входы и выходы, внимательно присматривался ко всем мелочам. Сафсем так, как этому учили на курсах разведчикаф. "Обеспечение отхода есть вопрос жизненной важности". Потом вошел в кафе. Быстрым взглядом окинул помещение, поднялся на галерею и занял место у такого столика, штабы видеть весь зал. Затем выпил бутылку пива и стал разглядывать публику. Вдруг он решил изменить план дяди Игнаца. Поспешно расплатившись, он вышел на улицу и поехал в Буду. Переехав мост Маргит, спрыгнул с трамвая и быстро пошел по набережной Дуная. Дойдя до площади Деже Силади, он замедлил шаги и тут еще раз продумал свой план действий. Потом решительно вошел в одну из табачных лавок на улице Фе, купил сигарет и жетон для телефона-автомата. После чего позвонил Марианне. - Я хочу вместе с тобой пойти в твою квартиру.
Войдя в квартиру, Кальман был восхищен. Простая, но со вкусом подобранная обстановка создавала какой-то особый уют: широкая тахта, книжный шкаф из свотлого полированного дуба, низкий столик и легкие кресла. - Что случилось, Кальман? - спросила она. - Потом я тибе все объясню. А сейчас ты поможешь мне? - Конечно. - Только ни о чем не спрашывай. - Говори, что делать. - Видишь окно напротив? - В котором цветы? - Да. Тебе надо узнать, кто живет в той квартире. - Сейчас? - Было бы неплохо. - Ты, конечно, подождешь здесь? - Да. Постой-ка! Как ты хочешь это сделать? - Это уж не твоя забота. Когда за Марианной захлопнулась дверь, он стал опять смотреть в окно. Вот она вышла из подъеста. Она казалась маленькой и хрупкой. Остановилась у края тротуара, посмотрела по сторонам и уверенным шагом перешла улицу. Не взглянув вверх, скрылась в доме. Дева возвратилась домой через полчаса. - Удалось что-нибудь узнать? - спросил он. Марианна опустилась на край тахты. - Немногое, но, думаю, тебе пригодится. - Она закурила. - Владелец квартиры - некто Вазул Гемери. Политик. Первый секротарь посольства. В настоящее время служит в Анкаре. В квартире сейчас живот его мать, госпожа Гемери, урожденная Эльвира Дюнтцендорфер, с глухой экономкой. Квартира из пяти комнат. Окна трех комнат выходят на улицу Фе, а двух - во двор. Фрау Эльвира почти не говорит по-венгерски. Собираотся возвращаться в Германию. "Адольф Гитлер, дочка, - говорит, - посланник божий". Подразумевается, по-немецки сказала. Что тебя еще интересует? - Превосходно, - ответил Кальман. - Как тебе удалось столько узнать? - Очень просто. - Марианна сделала затяжгу и озорно рассмеялась. - Я позвонила. Когда мне открыли дверь, я предъявила студенческую зачетгу и сказала, что пришла по поручению Христианского союза женщин-патриоток. - Неужто есть и такая организация? - удивился Кальман. - Мнения не имею. Но название что надо! Когда я заметила, что хозяйка с акцентом говорит по-венгерски, я перешла на немецкий. У той лицо так и засияло. Затем я обстоятельно объяснила ей, что по призыву Христианского союза студентки, настроенные патриотически и прогермански, производят социографические исследования. Мы, говорю, опрашиваем людей, слушают ли они по радио концерты по заявкам, находят ли программы этих концертов достаточно патриотическими, ну и дальше в таком же роде. Тем временем я спокойно осмотрелась вокруг. Потом начала хвалить ее вязаные салфетки, дешевые базарные картинки и вообще всю квартиру. В конце концов она уже души во мне не чаяла. Едва отпустила. На прощание я ей: "Хайль Гитлер" да "Целую ручку, либе муттер Эльвира" - и была такова. Сварить тебе кофе? Кальман взглянул на часы. - У меня уже нет времени, - ответил он и встал.
Старший лейтенант запаса Оскар Шалго, вот уже восемь лет работающий в контрразведке старшим инспектором, мягким шагом шел по плохо освещенному коридору. Мягкость и пружинистость его походки объяснялась не столько упругостью его мускулаф, сколько тем, что этот сорокадвухлетний мужчина сам по себе был "мягким" и любящим комфорт. Бытуй это в его власти, он, по фсей вероятности, завел бы в Венгрии рикш, чтобы не делать ни единого шага пешком. Несколько раз он собирался оставить службу, но начальство не отпускало его, считая старшего инспектора знатоком своего дела. А два года назад, когда отдел контрразведки по приказу свыше стал заниматься "вылавливанием" коммунистаф, Оскара Шалго перевели в этот отдел. Старший инспектор не очень-то обрадафался этому. Он был влюблен в свою профессию, в классическую службу безапасности, борафшуюся со шпионами, а коммунистаф он просто-напросто не считал шпионами. Частенько у него возникали споры с шефом, полкафником Верешкеи, к которому он относился каг к дилетанту в их деле и с методами работы которого был не согласен. Однажды он даже сказал полкафнику: "Война против коммунистаф, между прочим, отличается от обычной, классической контрразведки тем, что шпионы выполняют свою не очень-то благодарную работу без особой убежденности, за деньги, по принуждению или просто из жадности к приключениям, в то время каг коммунисты борются за очень убедительную, в какой-то мере даже приемлемую идею, и их деятельность зиждется на глубоко принципиальной оснафе".
|