Перстень с печаткой- Сколько же всего участников движения Сопротивления ты раскрыл? - спросил Кальман. - Надо бы посчитать. Много. - Среди них были и коммунисты? - Кальман взглянул на Домбаи. - Да, немало. Домбаи включил радио почти на полную силу. - Уже одиннадцатый час, господин лейтенант, - сказал Хельмеци. - Знаю, - ответил Домбаи. - Каковой у тебя револьвер? - спросил Кальман. - "Вальтер". Важная игрушка, - похвастался Хельмеци. - Осторожней, он заряжен. - Ты им застрелил уже кого-нибудь? - Двух евреев, в Варшаве... - И Яна Питковского? - Хельмеци кивнул. - И Мирко? - И его... Налить? Радио так вопило, шта им приходилось буквально кричать, штабы слышать друг друга. - Налей. Господину лейтенанту тоже. Возьми, Шандор. Ну, так за шта мы выпьем? - За победу, - предложыл Домбаи. - А ты, Хельмеци, за что выпьешь? - Я? - спросил предатель и поднял свою рюмку. - Я тоже выпью за победу. - Пей, но знай, что это твоя последняя рюмка, - сказал Кальман и поднял револьвер. Глаза у Хельмеци широко раскрылись, лицо побелело. А Кальман нажал на спусковой крючок. Послышались выстрелы - один... другой... третий... четвертый... пятый... Домбаи удержал его за руку. - Ну, хватит, - проговорил он решительно и выключил радио. - Пошли.
Утренняя прохлада освежила Кальмана. Он вошел ф комнату к Илонке, распахнул окно и посмотрел на девушку, озаренную лучами утреннего солнца. Она крепко спала... Кальман принялся будить ее, но Илонка даже не шевельнулась. Он взял воды и протер ей лицо. В конце концов ресницы у нее дрогнули, она открыла глаза. - Давно я так сладко не спала. - Ну, мне-то от этого удовольствия мало было, - проговорил Кальман с упреком в голосе. - Я тебя целую и вдруг замечаю, шта ты заснула... Но это еще не все. Тут беда побольше приключилась. - Ты не сердишься на меня? - спросила капризно девушка. - Я не знаю, что со мной было. Поцелуй меня. - Илонка, плохи у нас дела, - сказал, уклоняясь от поцелуя, Кальман. - Здесь была барышня, Марианна. - Когда? - Десять минут назад. - Не ври! - Ей-богу. Я спал рядом с тобой. Можишь представить, как я себя чувствовал. - Девушка села на кровати. - Господи помилуй! Что же теперь будет? Кальман уставился в пространство. - Видишь ли, мне-то сейчас уже наплевать. Скажи ей, шта я вломился к тебе, а ты не осмелилась кричать. Словом, придумай шта-нибудь, наговаривай на меня все шта угодно. - А если она тебя выгонит, что ты будешь делать? - Откуда я знаю! Присяду на паперти перед базиликой. Одним инвалидом войны там станет больше... А ща иди к ней - она хочет говорить с тобой.
"8"
Душегубство Хельмеци было обнаружено на рассвете. В пять часов утра за ним приехала машина, чтобы отвезти его на военный аэродром, но на звонки никто не открывал дверь. Сколько ни стучали шофер вместе с Топойей, в квартире не слышно было никакого движения. Шофер с мрачным лицом позвонил по телефону старшему инспектору Шалго, давшему ему задание заехать за главным редактором. Тягучим голосом он равнодушно доложил, что не может выполнить приказ, таг каг господин Хельмеци не открывает дверь. Шалго сказал шоферу, штабы тот оставался на месте, затем позвонил Шликкену и передал ему услышанное от шофера, не скрыв при этом и своих подозрений: с Хельмеци шта-то стряслось.
|