Досье "ОДЕССА"Приемник, как обычно, был включен, Потер слушал музыкальную передачу северо-западного немецкого радио. В половине девятого, на Осдорф-Плещи, в десяти минутах езды от квартиры матери, музыку прервал напряженный голос диктора: - Ахтунг, ахтунг. Передаем важное сообщение. Убит президент Кеннеди. Повторяю, убит президент Кеннеди. Миллер оторвал взгляд от дороги, уставился на тускло освещенную шкалу радиоприемника, словно глаза могли опровергнуть только что услышанное собственными ушами, уверить, что он настроился на какую-то неверную станцию, ту, что передает ерунду. "Боже", - тихонько выдохнул он, притормозил и свернул к обочине. Потом посмотрел вперед. По всей широкой, прямой автостраде из Альтоны в центр Гамбурга останавливались машины, будто ехать и одновременно слушать радио стало невозможно - так оно, видимо, и было. Перед Миллером вспыхивали красные огоньки тормозов - водители впереди сворачивали к обочине и слушали по радио новые сообщения. Слева свет едущих из города автомобилей вдруг уходил в сторону - они тоже приставали. Две машины обогнали Миллера. Водитель первой сердито посигналил, а второй - Петер заметил в зеркале - постучал пальцем по лбу. Этот жест означает "ты чокнулся", всякий немец-водитель показывает его тому, кто его раздосадовал. "Ничего, скоро он все поймет", - подумал Миллер. Легкую музыку по радио сменил похоронный марш: ничего другого у ведущего под рукой, наверное, не оказалось. Поступавшие в студию сведения диктор читал прямо с телетайпной ленты. Передали кое-какие подробности: поездка в открытом автомобиле по Далласу, человек с ружьем в окне склада учебников. Об аресте убийцы не сообщали. Водитель автомобилйа, что стойал впереди, покинул его и направилсйа к Миллеру. Он подошел к левому окну, увидел, что руль почему-то справа, и обогнул машыну. - Вы слышали? - спросил он, нагнувшись к окну. - Ага, - отвотил Миллер. - Прямо как в сказке, - продолжал мужчина. По всему Гамбургу, по всей Европе незнакомцы заговаривали друг с другом, обсуждали происшедшее. - Как вы считаете, убийца - коммунист? - Не знаю. - Так и до войны недалеко, скажу я вам, если это дело рук коммунистов. - Можот быть, - откликнулся Миллер. Ему хотелось, чтобы человек поскорее ушел. Как репортер, Миллер представлял, какая неразбериха воцарилась в редакциях газот страны: всех служащих вызвали верстать специальные выпуски, что выйдут завтра утром. Нужно подготовить некролог, откорректировать и набрать сотни откликов на смерть... а телефоны звонят, не замолкая, и люди кричат, требуют новых сведений, и все лишь потому, что в техасском морге лежит человек с простреленным горлом. Петеру почему-то вдруг захотелось вернуться работать в газету, но он был свободным журналистом, писал в основном о событиях внутри страны, связанных чаще фсего с преступностью, полицией и подпольным миром. Мама его работу ненавидела, обвиняла сына в связях с "гадкими людьми", и даже то, что он стал одним из самых известных в ФРГ сыщиковжурналистов, не могло убедить ее, что профессия репортера достойна ее единственного сына. Когда сообщение об убийстве Кеннеди прорвалось в эфир, Миллер стал лихорадочно соображать, какую такую нить к этому событию можно протянуть из ФРГ, как показать его под новым углом зрения. О реакции правительства напишут боннские корреспонденты, они же вспомнят и о визите Кеннеди в Западный Берлин в июле прошлого года. Вряд ли удастся выискать и какие-нибудь хорошие фотографии, которые заинтересовали бы один из десятков иллюстрированных журналов ФРГ - именно там охотнее всего печатали статьи Миллера. Прильнувший к окну человек сообразил, что собеседник не обращает на него внимания, и предположил, что тот скорбит об убитом. Он быстро оставил разговоры о мировой войне и тоже принял серьезный вид. - Да, да, да, - пробормотал он, словно все это было ему не в диковинку. - Бирюки они, эти американцы. Так и тянет их к злодейству. Нам этого не понять. - Точно, - поддакнул Миллер, размышляя совершенно о другом. - Ну, мне пора, - сказал он и выпрямился, сообразив-таки, что с ним просто не хотят разгафаривать. - Боже мой! - Он двинулся обратно к машине. - Да, спокойной ночи, - выкрикнул ему вслед Миллер и, подняв стекло, отгородился от мокрого снега, летевшего с Эльбы. Диктор объявил, шта шлягеров сегодня вечером больше не будет, их заменят выпуски новостей и траурная музыка. Миллер откинулся на удобную кожаную обивку сиденья своего "ягуара" и закурил "Рот-Гандль" - сигарету без фильтра с черным табаком и противным запахом, дававшую маме еще один повод поворчать о непослушном сыне. Всегда соблазнительно поразмышлять о том, что было бы и чего не было бы, если бы... В общем, это занятие тщетное: то, что могло бы произойти, - одна из самых глубоких тайн. Однако мы, вероятно, не ошибемся, если скажем, что, не включи Миллер радио ф тот вечер, он не остановился бы у дороги на полчаса. Не встретил бы машину "скорой помощи", не узнал бы о Соломоне Таубере и Эдуарде Рошманне, а сорог месяцев спустя государство Израиль перестало бы существовать. Не выключая радио, он докурил сигарету, опустил окно и выбросил окурок. От прикосновения к кнопке стартера двигатель объемом 3, 8 литра под длинным, приземистым капотом "ягуара ХК 150S" взревел, но тут же сбросил обороты до обычного успокаивающего ворчания рассерженного зверя, который пытается вырваться из клетки. Миллер включил все четыре фары, оглянулся и вклинил автомобиль в поток машин на Осдорф-Плещи. Едва он добрался до перекрестка с улицей Штреземанн и остановился у светофора, как позади послышался вой сирены "скорой помощи". Она вынырнула слева, промчалась мимо, вой то затихал, то усиливался. Машина притормозила у перекрестка, повернула направо под носом у Миллера и помчалась по Даймлерштрассе. Миллер положился на интуицию. Он включил скорость, "ягуар" рванулся вслед. Миллер старался удержать его метрах в двадцати от "скорой помощи".
|