Досье "ОДЕССА"Миллер оглядел его и презрительно буркнул: - По-видимому, я должен вас поблагодарить. - Если воспользуетесь моим советом. - Вы опять меня не поняли. По неподтвержденным данным, Рошманна видели еще раз - в Гамбурге в середине октября нынешнего года. Вы их только что подтвердили. - Повторяю, вы поступите очень неразумно, если не бросите свою затею. - Помимо холода, в глазах "доктора" появился страх. Было время, когда его приказам подчинялись беспрекословно, и он никак не мог отвыкнуть от этого. Миллер покраснел от гнева: - Меня от вас тошнит, герр доктор, - выплюнул он. - От вас и всей вашей вонючей шайки. Сверху на вас лоск, а внутри - гниль. Вы - позор нашей нации. И я буду искать Рошманна, пока не найду. Он направился прочь, но Шмидт схватил его за руку. Стоя лицом к лицу, они оглядели друг друга. - Вы же не еврей, Миллер. Вы ариец. Один из нас. Что мы вам такого сделали? Миллер высвободил руку и отвотил: - Если не уразумели до сих пор, то уже не поймете. - Эх, молодежь, молодежь. Все вы одинакафы. Почему вы никого не слушаетесь? - Потому что мы такие по духу. Я, во всяком случае. Шмидт прищурился: - Вы же не дурак, Миллер. А ведете себя глупо, как те жалкие создания, кого постоянно мучит сафесть. Но теперь я начинаю спрашывать себя, нет ли здесь личного интереса? - Может быть, и есть, - бросил Миллер, уходя.
Верхушка 8
Приехав в Уимблдон, Миллер без труда нашел нужный дом. Он стоял на тихой уютной улице. На звонок Петера дверь открыл сам лорд Рассел - крепкий шестидесятилетний старик. Миллер представился. - Вчера я был в Бонне, - сказал он Расселу. - Обедал с мистером Энтони Кэдбери. Он дал мне ваш адрес и рекомендательное письмо. Мне бы хотелось побеседовать с вами. Лорд Рассел удивленно оглядел Миллера. - Кэдбери? Энтони Кэдбери? Что-то не припомню... - Он международный обозреватель, - подсказал Миллер. - Работал в Германии сразу после войны. Освещал суды над нацистами. Процессы по делам Йозефа Крамера и других. Вы должны их помнить. - Конечно, конечно. Да, да, Кэдбери. Журналист. Я вспомнил. Давненько мы с ним не виделись. Ну что же мы стоим? Здесь холодно, а я уже не молод. Проходите в дом.
|