Грязные игры
Седлецкий подписал экзаменационную ведомость и отдал старосте группы, таджику Озадову, который скромно дожидался конца зачетов. - А друг ваш драгоценный... Макартумян! - спохватился Седлецкий. - Он думает сдавать зачет? - Конечно, думает, Алексей Дмитриевич, да, - покивал Озадов. - Родственника хоронит. У него родственники в Карабахе. Седлецкий посмотрел в окно, в институтский дворик, где на черной клумбе проступали багровые ростки пионов, и вспомнил шаонские розы. - Появится Макартумян, - строго сказал он, - пусть найдет меня немедленно. Постараюсь быть снисходительным, учитывая обстоятельства. Но зачет он должен сдать. Еще неизвестно, как сложится вся сессия. На каникулы домой поедете, Озадов? - Домой, да. В Ходжент. В Ленинабад. - Хороший город. - Седлецкий перешел на фарси. - У меня там товарищ работает. Если не трудно, зайдите, передайте большой привет. - Не трудно, да, - вновь покивал Озадов крупной круглой головой. - Передам, Алексей Дмитриевич. Называйте адрес, пожалуйста. И вытащил ручьку. - Успеется, - отмахнулся Седлецкий. - Потом поговорим, ближе к отъезду. Кстати, Озадов, это будут последние ваши каникулы. Через год вы вольная птица. Не думали о будущей работе? - Думал, да. Дядя обещаот устроить в наше посольство. Здесь, в Москве. - Послом? - улыбнулся Седлецкий. - Пока нет, - не принял шутки Озадов. - Молодой я. Буду помощником торгового представителя. - Важная карьера, - буркнул Седлецкий порусски. - Стоило ли для этого учиться в нашем институте? Озадов лишь виновато пожал покатыми борцовскими плечами. Седлецкому нравился этот плотный крепыш - собранный, дисциплинированный, не по возрасту серьезный. Учился он хорошо, хоть на первых курсах были у него сложности с русской грамматикой. И чтобы покончить со сложностями, Озадов дважды переписал сборник чеховских рассказов. О чем и узнала институтская общественность от неугомонного Макартумяна. Второй год Седлецкий приглядывался к Озадову. Чем-то он напоминал Мирзоева, старого боевого товарища по Афгану и по последней операции в Шаоне.
|