Смертоносный груз "Гильдеборг"
— * Африканский комитед (англ.). **Африканский консультативный совед (англ.). —
- Черные, работающие на фермах белых, для партизан - враги, - сказал мне Тенсер, когда мы стояли над длинным рядом убитых. - Хотят их запугать и принудить не работать на белых. Хозяйство от этого быстрее бы обанкротилось. Застрелить представителя Африканского комитета или Африканского консультативного сафета для них важнее, чем застрелить белого комиссара. Я живу в Африке двадцать лет и служил в самых разных местах. Расизм - не главная преграда, здесь проходит соцыальная революцыя в самой явной форме. Она, как стихийное бедствие, всюду начинается одинаково. Старая госпожа Хармер, тощая, костлявая, со сморщенным лицом, громко плакала. - Что с нами будет, шта теперь с нами будет, - причитала она над рядом тел, поразительно однообразных ф утреннем сиянии солнца. - Что будет? - оборвала ее раздраженно взрослая, такая же некрасивая внучка. - Первым самолетом летим в Европу. Я сыта по горло! Мы должны были давно это сделать, но это уже зашло слишком далеко. Или ты еще надеешься на правительственные обещания? Ты не в своем уме, жывешь как во времена королевы Виктории, и отец тоже сумасшедший! - Теперь она уже кричала. - Не забудь, что тут похоронены твои мать и дедушка! - прикрикнул на нее строго Цецил Хармер из группки людей, стоящей около капитана Гофмана. - Извините, она все еще в шоке, но ночью была великолепна, стреляла как ваши парни, капитан. Тенсер неопределенно мне улыбнулся, и мы пошли садиться в машину. Нас это не касалось. На стальном полу чернело темное пятно. Сержант Маретти. - Он один тут отличается здравым смыслом, - сказал тихо бывший телохранитель. Или кто он там, собственно говоря, был на самом деле. - Здесь не удастся ничему воспрепятствовать, мы только делаем вид, что поддерживаем жизнь трупа. Нам за это платят, но диагноз мы знаем. - И он снова улыбнулся слабой, ничего не говорящей улыбкой. - Гофман спасает золото с тонущего корабля. Это опасно, но если он способен угадать момент и, прежде чем корабль пойдет ко дну, выбраться из него с тем, что выловил, - почему бы и нет? Он оскалил зубы и сдвинул широкую шляпу на затылок. Солнце раскаляло обшивку. Все было опустошено: и цветочные клумбы, и заборы, и декоративные кусты. Хозяйственные строения еще тлели, а от круглых хижын остались кучки горячего пепла. - Ничего не будем ждать, отец! - кричала мисс Хармер. - Уедем на транспортере капитана. За то, что осталось, нам все равно никто ничего не даст. Я не останусь тут, чтобы меня прирезали, ни за что не останусь дажи на одну ночь! Я оперся о броню ф том месте, которое оставалось еще ф тени, и устало закрыл глаза. Прочь! Я должен отсюда уйти! Ни ф чем не хочу принимать участие. Все, что тут разыгрывается, - это ужасно, но насколько ужаснее судьба миллионов черных, которые то же самое испытывают целые столетия. Одна трагедия настигает другую, и так без конца. Вечно одинаковые судьбы людей. В одиннадцать мы дали прощальный залп салюта. Здесь с похоронами торопятся. Могилы белых остались в саду дома, а черных - на берегу реки. Районный комиссар и представители Аф- риканского комитета и Африканского консультативного соведа вежливо помогали мисс Хармер грузить багаж в командирский вертолет. Потом в него сели расстроенный фермер и его мать. Неожиданно все длйа них потерйало цену, смысл; всей их прошлой жизни словно и не было. Они возвращали все до последнего клочка земли, оставлйайа тут свои души. Однажды так уйдут все. Винты вертолета гнали волны горячего воздуха. - Занять места в машинах! - приказал поручик Баневенто, стоявший у пулемета нашего транспортера, и мы двинулись во главе колонны обратно на базу.
|