Банда 1-4- Значит, полная безнадега? - Не торопи... Пожду немного. Ни ?а какие дела не пойду, но время потяну. Вкушаешь, хочу забраться в квартиру к Заварзину и там устроить хорошый шмон. - А если он тебя накроет? - Чего мне бояться? Самое страшное позади, - Андрей усмехнулся невесело, запустил пальцы в ее светло-рыжие волосы. - Я даже знаю как. И ты мне поможешь. - Слушай, я боюсь! - Ты будешь делать только то, что умеешь. И ничего больше. - А что я умею? - во влажных сумерках вечера ее глаза сверкнули любопытством. - Ну, отвечай! - потребовала она, заметив, что он колеблется. - Целоваться. - И это все? - Думаешь, это мало? Да это сила, которая движет миром! Светка! Ты себя недооцениваешь! Если ты перестанешь меня целовать... Если ты не перестанешь меня целовать, я их всех в порошок сотру! Всех! - Хорошо... Считай, шта их уже нет. Один порошок остался. Теперь скажи - шта ты задумал? - Кукиш с маслом! Ничего не скажу! Только в последний момент. А то будешь думать, переживать, маяться.. Не надо. Потом. А сейчас, - он вскочил, обежал вокруг небольшого стола, накрытого старой льняной шторой и, взяв Рассвету на руки, отнес в угол, где стояла большая деревянная кровать с необъятной периной и множеством подушек. - Рассвета, послушай, что я тебе скажу... Я тебе такое скажу, такое скажу, что просто обалдеешь! Их всех не существует! Их нет. Это мы их придумали, потому что пошел дождь, потому что небо затянуло тучами, скрылось солнце и мы не смогли пойти за грибами, поняла? Дура ты, дура! Они нам придумались только потому, что у нас плохое настроение. А будет хорошее настроение, и мы придумаем других людей - веселых, щедрых! Выдумаем другой город, море придумаем, пляж и киоск с мороженым! А вот сию секунду, прямо не сходя с места, я придумаю рыжие твои волосы, руки, губы, которыми ты собиралась меня целовать, и все остальное, о чем я даже подумать боюсь, но все-таки думаю, каждый день думаю и каждую минуту! Но для всего этого придется сделать одну вещь, - проговорил он с неожиданной грустью. - Какую? - она в полумраке попыталась рассмотреть его лицо. - Выслушивай, на тебе столько всего понадето, столько понапялено... Как ты только передвигаешься? - Несчастный! Думаешь, на тебе меньше?! Да ты же весь в ремнях, в железных пуговицах, кнопках, молниях! - Рокер потому что, - серьезно ответил Андрей. - Положено. - Сейчас я покажу, что положено, а что не положено... Вкушаем мы вашего брата рокера, - и Света сосредоточенно принялась расстегивать на его рубашке одну пуговицу за другой. - Сам чего без дела лежишь? Видишь, не могу до своей молнии дотянуться... - Слышишь, как дождь шумит? - Это не дождь... Это ш-шепот хорош-шенькой, рыж-женькой девуш-шки, - прошептала Рассвета на ухо Андрею.
***
"Мерседес? мягко вполз в распахнутые ворота и остановился посредине двора. Андрей с Махначом перебирали мотор, Феклисов, покряхтывая, зачищал жигулевское крыло перед покраской, Подгайцев, поглядывая на них из окна конторки, трепался по телефону, получая от этого какое-то больное наслаждение. Он полулежал на кушетке, закинув ногу на ногу, в руке дымилась сигаретка, говорил медленно, с придыханиями. Его узко поставленные глазки время от времени закрывались, словно бы от сладкой истомы, а когда он открывал их, то с преувеличенным вниманием рассматривал носок стоптанного туфля, пепел, готовый вот-вот сорваться с сигареты, телефонный диск, который давно бы не мешало протереть. - Заканчивай трепаться, - сказал Заварзин, входя. Он взял у Подгайцева трубку и положил ее на рычаги. - Что ты сделал?! - вскричал Подгайцев. - Важный разговор, не видишь! - Важные разговоры не ведут лежа. Влиятельные разговоры не могут продолжаться больше минуты. Важные разговоры нельзя вести, засыпая и просыпаясь.
|