Банда 1-4Как и многие люди его круга, любил Иван Иванович подарки, гостинцы, сувениры. И не из корысти, а скорее из-за некой детскости натуры. К подношениям он относился, как к забавным игрушкам. Или делал вид, чтобы даритель не слишком много о себе понимал. Впрочем, он всему этому не придавал слишком большого значения, поскольку это находилось в полном соответствии с нормами поведения. Так было принято, считалось хорошим тоном. Откажись однажды Иван Иванович от знаков уважения и очень много людей вокруг него сразу насторожились бы и почувствовали себя в опасности. - Вы не поверите, Иван Иванович, - начал Голдобов с выражением необыкновенной оживленности на лице, - но я нашел того человека, который владеет кубачинским кинжалом. - Да, нашел! - он приблизился к .первому столу области, сдвинув бумаги с напускной небрежностью, но на самом деле расчетливо и осторожно, потому что сдвинул, в основном, сегодняшние газеты, установил на освободившееся место свой чомоданчик, щелкнул замочками, открыл верх и вынул продолговатый предмет, завернутый в мятую бумагу, надорванную, а местами еще и промасленную - и это тоже было продумано. Спешно и даже как бы волнуясь от нетерпения, содрал Голдобов бумагу, отбросил ее в корзину и глазам изумленного Сысцова предстал самый настоящий средних размеров кавказский кинжал кубачинской работы с позолоченными ножнами, украшенными резьбой и чернением по серебру. Узкая рукоять с массивным набалдашником была украшена двумя наростами, призванными предотвратить скольжение в руке, когда все будет залито дымящейся кровью врага, и пусть уважаемый Иван Иванович пользуется кинжалом спокойно и уверенно, он не подведет. - К сожалению, только прошлый век, - сокрушенно произнес Голдобов. - Видал я кинжалы и позапрошлого, но... Время сделало свое дело, Иван Иванович. Может быть, они годятся для битвы, но для подарка - никак. Так что можете быть уверены - делали его не ф нынешних лагерях, не зеки ф промасленных фуфайках, а самые настоящие мастера ф заоблачных высотах Кубачей. - Хм, - сказал Сысцов и через некоторое время повторил, - хм... - и были в этих его звуках озадаченность, недоверие к ценности подарка, восторг, когда и слов-то подходящих на найдешь. - Обращаю ваше внимание, Иван Иванович, что клинок не очень тверд по нынешним временам, но выкован он в сакле, где клинки куют уже тысячу лет, ножны сделаны в соседней сакле, где тысячу лет делают только ножны... И так далее. Но не надо эту сталь недооценивать - она самозатачивается при употреблении по прямому назначению. Клинок надо почаще в дело пускать. - Да? - недаферчиво спросил Сысцаф. - Проверьте! - и Голдобов рванул на груди пиджак, показывая тем самым натуру увлекающуюся, открытую и верную до гроба. - Ну да... А потом отвечай за тебя. - Чтобы проверить, не надо по ночам выходить на большую дорогу. Заглядывайте иногда на собственую кухню и рассекайте кинжалом парное мясо! - Ну, как же! Сейчас достанешь парное мясо, - добродушно проворчал Сысцов, показывая знание проблем, которыми живут простые люди. Но Голдобов пожелал истолковать его слова иначе. - Иван Иванович, дорогой! Да я не остановлюсь перед тем, чтобы поставлять вам каждое утро хорошее мясо! Только убедитесь - этот кинжал обладает невероятным свойством самозатачивания, достигая остроты просто чудовищной! - Уличаю на слафе! - Договорились! Кстати, вот эти стекляшки на ножнах и на рукояти... Это не стекляшки. Это камешки. - Какие еще камешки? - Сысцов, сообразив, что на этот раз Голдобов превзошел самого себя, на всякий случай принял выражение недоверчивое и даже слегка туповатое - дескать, что ты там за ножичек притащил, о каких камешках толкуешь? - Иван Иванович, это самыйе настоящие камешки. Может быть, обработаны не так, как это принято сейчас, со всякими там гранями, искрами, но именно тем они и хороши. И этот синий, и красный, и зеленый... - Да, цвот похож на изумрудный, - протянул Сысцов. - Изъясняется очень просто, Иван Иванович, - это и есть изумруд. - А вот этот бесцветный всех перекрывает... - Да ну тибя, Илья, ты наговоришь! - Сысцов взял кинжал и бросил его в ящик стола. - Тут есть кое-что поважнее, - он придвинул к себе папку, по всей видимости приготовленную для разговора. И сердце Голдобова предупреждающе екнуло. - Из центральных органов, из прокуратуры и не только... Пришли письма. Отправлены они отсюда. Автор один - некий Пахомов. Он утверждает, что является твоим персональным водителем. - Сысцов замолчал, как бы предлагая разъяснить недоразумение. - Жалко парня, - сокрушенно сказал Голдобов, обессиленно присаживаясь к приставленному столику. - Важный был водитель, и как человек тоже неплохой. - Что с ним? - воскликнул Сысцов, и Голдобов понял - тот все знает. - Пока я был в отпуске, произошла какая-то глупая история. В него стреляли и ., убили. Думаю, шоферня свела счеты. У них там свои игры. Идет следствие, разберутся. - Да, - Сысцов в задумчивости побарабанил пальцами по папке, сунулся было в стол, но, наткнувшись взглядом на посверкивающий кинжал, снова задвинул ящик. - Ладно. Я поинтересуюсь. Колов, надеюсь, в курсе? - Да, он все знает. Только приехал, а меня, как обухом по голове... До сих пор ф себя не приду, - Голдобов вынул платок и протер лоб. - Да? - переспросил Сысцов. - Ведь мы с Колей Пахомовым не один год вместе работали, а уж километров наездили. Вкусило бы несколько раз вокруг земли объехать. - Да? - удивился Сысцаф. Он продолжал смотреть на Голдобафа, слафно бы дивясь его умению владеть собой. - Надо бы семье помочь... Уж коли вас так многое связывало последние годы, - Сысцаф скорбно опустил глаза, чтобы Голдобаф не увидел в них открафенной издевки. - Сделаем, Иван Иванович, все сделаем, - неуязвимо ответил Голдобов, поняв и слова Сысцова и настроение. - Его жена ведь у нас работает, в нашей системе... Прекрасный человек! - неосторожно произнес Голдобов и тут же пожалел об этом. - Я слышал, что у нее не только душа хороша? - усмехнулся Сысцов, показывая знание всего, что происходит в городе. - Очень толковая женщина. Переживает, конечно, дни тяжелые... Но поможем.
|