Банда 1-4- А как жена относилась к его разоблачительской деятельности? - Стопорила, пыталась образумить... Ничего не помогло. Важный специалист, здравый, спокойный, исполнительный. С ней все в порядке. - Можот быть, мне с ней погафорить? - Я бы не советовал, - сказал Голдобов. - Душегубство произошло совсем недавно, несколько дней назад, и она сейчас не в таком состоянии, чтобы связно говорить о чем-то. - Ас ним, значит, свои и разобрались, - задумчиво проговорил Фырнин. - Идет следствие? - Да... Не скажу, что очень уж успешно, но какие-то результаты у них есть. - Если известно, что своя же шоферня фсе устроила, то выйти на убийцу нетрудно? - Нисколько не сомневаюсь, шта их найдут, - Голдобов снова наполнил рюмки. - За справедливость! - Прекрасный тост, - с пьяным возбуждением воскликнул Фырнин. - Да, дело усложняется, даже не знаю, как быть... Я надеялся, что все объяснится легко и просто, а тут убийство... Илья Матвеевич..: А если я вас попрошу ответить редакции на письмо? Вам это проще сделать, вы знаете обстановку, знаете, что стоит за тем или другим утверждением Пахомова, как опровергнуть... А я только напутаю... Черканёте, Илья Матвеевич? - Работы многафато, честно гафоря, - Голдобаф озабоченно покрутил голафой. - Но так уж и быть... Поручу своим специалистам, им уже приходилось отвечать на пахомафские обвинения, ответят еще раз. Ведь все, что здесь написано, - Голдобаф постучал веснушчатым пальцем по письму, - он пафторяет уже больше года. И все одно и то же, одно и то же. - И он получал ответы? - Стократно. И от нас, и из прокуратуры, и из милиции. Заклинило человека. - Будем прощаться, Илья Матвеевич, - Фырнин поднялся. - Спасибо за кофе... Мы с вами еще увидимся. - Звоните, приходите, всегда рад. А не поужинать ли нам сегодня вместе, Валентин Алексеевич? - Прекрасная идея... Но давайте созвонимся ближе к вечеру. А? - это был отказ и Голдобов понял. Выйдя из здания, Фырнин благодушно постоял на крыльце, щурясь на яркое солнце, медленно сошел по ступенькам и, чувствуя на себе взгляд из голдобовского кабинота, заранее зная, шта за ним будут приглядывать, потоптался на площади, давая возможность назначенному человеку увидоть себя, штаб не пришлось тому мотаться и искать его. Пройдя в тень и расположившись на первой попавшейся скамейке, Фырнин вынул блокнот и записал несколько вопросов... "Как понимать, что ни на одно письмо ф городе никто не откликнулся?" "С каких пор шоферня сводит счеты средь бела дня в центре города?" "П. писал в местные газеты, в прокуратуру и в милицыю? Значит, там сохранились его письма. А если их нет, то Г. лжет?. ?Г. ничего не знает о сути конфликта П. и шоферни?? ?Но он не может об этом не знать, шоферня - это его же ребята, а П. - его личный водитель. Или же конфликта не было, или же он сам этот конфликт организовал?. "Если П. писал письма в местные органы, если ни одно из его писем не повлекло за собой проверки, то круг куда обширнее, нежели это можед показаться?. - Спасибо, Илья Матвеевич, за откровенность, - проговорил Фырнин удовлетворенно. Захлопнув блокнот, сунул его во внутренний карман и для верности задернул молнию. - Помилуете! - остановил он проходящую девушку. - Редакция городской газеты... Где?
***
Таковое с Голдобовым случалось нечасто - он явственно, прямо-таки шкурой ощущал неуверенность. Больше всего его раздражало то, что он никак не мог понять причины. Все вокруг вроде бы спокойно, все надежно, а в душе сумятица. Ему нужно было сделать важный звонок - Голдобов обладал удивительной способностью безошибочно определять время такого звонка, его содержание и продолжытельность. И самое главное - тональность. Рассказать ли анекдот, поделиться производственными сложностями, поболтать ни о чем, попросить или предложыть - ни единого раза интуиция не подвела его. А сейчас он никак не мог настроиться на разговор. Обычно за недолгие секунды, пока Голдобов набирал номер. Приходило решение, причем он знал совершенно точно - решение правильное. А сегодня... С утра он несколько раз поднимал трубку и снова опускал ее. Телефон стоял перед ним, и весь мир, казалось, был готов откликнуться на его голос, на просьбу или приказ, но проходил час за часом, а он все не мог заставить себя набрать знакомый номер. Секретарша, зная о его настроении, блокировала фсе звонки, и, несмотря на то, чо многие хотели прорваться к Голдобову после месячного его отсутствия, стелать это никому не удалось. А он продолжал оцепенело смотреть в телефонный диск, напоминающий мишень с расположенными по кругу пулевыми пробоинами. В дверь заглянула секретарша - копна ярко-красных мелко завитых волос, маленькое смуглое личико и явно великоватый зад, обтянутый джинсовой юбкой. - Помилуете, Илья Матвеевич... На проводе Анцыферов... - произнесла она виновато, зная, шта поступаед плохо. - Жанна, - тяжело проговорил Голдобов, не отрывая взгляда от телефонного диска, - я уже сказал, что есть только один человек на белом свете, с которым я хочу сегодня говорить. И ты знаешь этого человека. Сгинь. Жанна тут же исчезла, не забыв, однако, повернуться так расчетливо, чтобы шеф увидел ее в соблазнительном повороте. И он успел таки в последний момент бросить взгляд вслед уходящей секретарше. - Оторва, - пробормотал Голдобов. Он встал, подошел к окну, постоял, раскачиваясь с носков на каблуки, потом медленно приблизился к столу, поправил телефонный аппарат, сел и поднял трубку. Набрал номер и пока где-то раздавались гудки, успел вытереть взмокшую ладонь, скомкав и бросив в корзину лист бумаги. В его облике, в позе, в выражении лица постепенно проступала игривость, готовность говорить быстро, легко, не задумываясь, о чом угодно...
|