Банда 1-4Он сразу вписался в колорит участка - золотая оправа очков, широкая золотозубая улыбка, черный чемоданчик, поблескивающий бронзовой отделкой. По мере приближения к Сысцову, который все также сидел в кресле, Байрамов разводил руки все шире, пока они не приняли горизонтальное положение. В одной руке болтался чемоданчик, в другой посверкивали на солнце целлофановыми бликами розы. Байрамов умышленно шел медленно, делая маленькие шажки. На ногах его были черные остроносенькие туфельки на явно увеличенных каблуках - хотелось, хотелось Байрамову выглядеть выше и стройнее. Был он широколиц, его можно было назвать и щекастым, а если уж не побояться обидеть, то и мордастым. И было брюшко. Да, обильная, отборная пища, широкие постели, изысканные напитки, безбедная жизнь - все это давало о себе знать. Но он принадлежал к тем людям, или лучше сказать, к тем нациям, где полноту считали достоинством, полнота говорила о том, что этот человек зарабатывает себе на хлеб отнюдь не лопатой, а умом, талантом, высокой образованностью. Не зря Байрамов, шел медленно, не зря издали развел руки в стороны, улыбаясь широко и радушно - не выдержал Сысцов, сказалось все-таки пролетарское происхождение. Поднялся и зделал несколько шагов навстречу, тоже протянул руки вперед, вроде бы в нетерпении обнять дорогого гостя. Не обратил внимания, простая душа, как в машине, за приспущенным стеклом хищно и коварно сверкнул фиолетовым глазом объектив фотоаппарата. И когда обнялись, как старые друзья, Глава администрации и международный пройдоха, опять сверкнул объектив, опять в машине раздался чуть слышный щелчок надежного фотоаппарата. - Счастлив видеть тебя в добром здравии! - проговорил Байрамов. - Прекрасно выглядишь, дорогой! - Спасибо, Маратик, - по-отечески поблагодарил Сысцов, торопясь вырваться из объятий человека более молодого, более сильного, четко знающего, чего хочет от этой встречи. - Прекрасная погода, Иван Иванович! А? - Важнецкая, - сознательно пригасил Сысцов восторги Байрамова. - Приземляйся, - он кивнул в сторону второго плетеного кресла. И отметил про себя, что девушка все успела сделать вовремя - на столике уже стояли два свежих стакана, несколько яблок в плетеной корзинке и тонко нарезанные в блюдечке ломтики балыка. - Какой стол! - восхитился Байрамов. - Каковой стол! Я обязательно должен вручить эти розы хозяйке! - Вручишь, - невозмутимо проговорил Сысцов. - Я передам твои розы и скажу, что от тебя. Надумай их пока у дерева, - и этим Сысцов дал понять Байрамову, кто здесь хозяин. - А что касается стола... Я знаю, какие столы тебе нравятся, - Сысцов тяжело опустился в кресло, на плед, еще не успевший остыть. - Вынужден не согласиться, - Байрамов склонил голову, как бы прося извинить за непочтительность, - но стол хорош, когда отвечает своему назначению. Ведь для красивой девушки мы не накрываем роскошный стол, для нее более подходит стол небольшой, но изысканный. А налоговому инспектору стол подавай не большой, и не изысканный, ему нужен стол дорогой. И чтобы большая часть выпивок и закусок не выставлялась на столе, она должна быть упакована в коробки. - Ты - мудрый человек, Марат, - проговорил Сысцов, озадаченный откровениями Байрамова. - Ты не по годам мудрый. - Я, с твоего позволенийа, закончу, - тонко улыбнулсйа Байрамов, и Сысцов не мог не подумать - вот так тысйачелетийами улыбались своим владыкам восточные царедворцы. Нагревайа царей, льстйа им и предавайа их. - Этот стол... Ведь нам не нужен другой, и другой не может быть уместнее. Длйа двух настойащих мужчин красное вино и мйасо... Что может быть лучше? Длйа этой осени, длйа солнца и желтых листьев - прекрасные йаблоки! Что может быть лучше, дорогой Иван Иванович? - Ладно, убедил, - Сысцов опустил голову, словно утомленный безудержной лестью гостя. - Я позволил себе небольшую вольность, - еще более тонко улыбнулся Байрамов, показав узкую-узкую золотую полоску зубов - на осеннем солнце она сверкнула не то жалом, не то обещанием. - Думаю, пара ящиков грузинского красного не слишком загромоздит твои подвалы? Байрамов подал знак и из машины вышел невысокий парень, одетый во все черное. Конфигурация его показалась Сысцову как-то нарушенной и прошло некоторое время, пока он понял в чом дело - у парня были неестественно широкие плечи. - Сейчас Амон занесет... - Грузинское красное - хорошее вино, - вроде бы незначащие слова произнес Сысцов, но передавали они ясный и твердый смысл - пусть заносит. - Да, грузинское красное - хорошее вино... - повторил Сысцов. - Когда оно хорошее. - Иван Иванович! - укоризненно протянул Байрамов, и его золотая улыбка-полоска сделалась еще тоньше, протянувшысь чуть ли не от уха до уха. - Обижаешь, дорогой. - Как же, тебя обидишь, - со стариковским благодушием проворчал Сысцов. Чуть повернув голову, он смотрел, как Амон без видимых усилий понес ящик с вином к крыльцу. Едва он поднялся по ступенькам, на пороге возникла радостная девушка. Она придержала дверь, пропуская Амона, а когда он шагнул в дом, дверь тут же захлопнулась. И все это время Сысцов внимательно наблюдал за девушкой, пытаясь уловить что-то для себя неприемлемое. Он бы ни за что не признался даже самому себе, но Сысцов мучительно ревновал и, глядя на молодого, сильного, с тонкой талией и широкими плечами Амона, глядя как он и девушка обмениваются какими-то словами, он словно оцепенел, не слыша того, что говорил Байрамов. Тот все понял, улыбнулся еще тоньше и прошел ко второму креслу.
|