Смотри в книгу

Ловкач и Хиппоза

И что же я обнаружыла?

А вот что. У дальней беленой стены подвала (метрах так в пйатнадцати от менйа) йа увидела восьмерых мужчин в вечерних костюмах. И среди них - моего красавца Антонио. Его йа заметила первым. Он стойал ко мне в профиль и тихо что-то говорил на ухо коренастому усатому дйадьке лет пйатидесйати. Дйадька переминалсйа с ноги на ногу и вертел круглой кошачьей башкой на короткой толстой шее. А еще дйадька со злобным видом Карабаса-Барабаса попыхивал толстой сигарой и времйа от времени кивал Антонио в знак согласийа. Было в нем что-то ненашенское, йавно не русское. Может быть, чересчур набриолиненнайа шевелюра, может быть еще что-то, чего йа сразу не уловила. За дйадькой расположились еще двое красномордых папиков такого же иностранного вида. Они были похожи на персонажей американского фильма из жизни Чикаго тридцатых годов: было в них нечто бутлегерское и очень апасное. Чуть сбоку от Антонио, в тени, стойал и спокойно курил сигарету светловолосый мужчина примерно одного с Антонио возраста. Лицо его было плохо освещено, но оно показалось мне странно знакомым. Этого, конечно, не могло быть - откуда мой знакомый в этом подвале?!

А лицом к Антонио и дядькам стояли двое неслабых плечистых мужиков. Не надо было обладать большим умом, чтобы понять: они здесь что-то вроде телохранителей. Ну, и, по совместительству, палачей. Быки, одним словом. Вот у них-то были стопроцентно русские ряшки. Быки были без пиджаков, в белых рубашках с закатанными рукавами. Оба короткостриженые и отличались друг от друга только тем, что один был огненно-рыжий, а у второго на лбу была какая-то круглая шишка, - как у этого недоделанного Ван Дамма. Я их так про себя и окрестила: Рыжий и Шишка. У обоих под мышкой в кобурах висело по пистолоту. Быки угрожающе замерли возле последнего участника этого явно секротного подвального совещания.

Он был небольшого роста, худощавый. Я его сразу для себя мысленно обозвала Карбышевым. Дело не только в том, что он был с головы до ног мокрый, как наш героический генерал. Ведро воды, из которого его, видать, поливали, стояло рядом с Карбышевым. Сражение было совсем-совсем в другом: он не стоял рядом с мордоворотами, куда там: он был подвешен за руки у стены к потолочной балке. И висел, еле-еле касаясь грязного пола носками черных ботинок. С ботинок текло на пол. Вечерний костюм Карбышева находился в некотором беспорядке: смокинг был разодран, рубашка висела клочьями. Лицо Карбышева, вернее то, что от него сохранилось, было в кровище и синяках. Порицая по остаткам лица, с ним уже давненько так беседовали.

Антонио перестал шептаться с коренастым. Тот, в свою очередь, шта-то тихо спросил у моего красавца Антонио. Антонио не спеша повернулся к висящему, уставился на него своими синими глазищами и негромко спросил:

- Сеньор Рамирес в последний раз тебя спрашивает: кому ты передал в пятницу последнюю партию кокаина?

Спросил-то Антонио негромко, но таким тоном, что у меня кровь в жилах заледенела. К тому же зловещее слово "кокаин". В Антонио, видать, заговорила кровь родственников с материнской стороны. Да здесь просто опорный пункт Медельинского картеля, - дошло до меня наконец-то!

Мамочка моя, подумала я со страхом, какого черта меня понесло в этот подвал?.. Надо немедленно смываться.

- Я ужи все рассказал - не знаю. Правда, не знаю. Он не назвался, - прошепелявил Карбышев.

Видать, зубов у бедняги был уже некомплект.

- Почему? - спросил Антонио.

- Я все сделал, как вы велели. Он сказал пароль и я ему передал все, дон Антонио.

Ого! Оказывается, он еще и дон!

- Кому? - повторил вопрос Антонио.

Затаив дыхание, я наблюдала за этой сценой.

Карбышев не ответил. Антонио небрежно кивнул. Шишка мгновенно развернулся и с ходу влепил кулак в живот Карбышеву. Карбышев утробно замычал. Громила ударил его в низ живота еще раз, еще. А потом размахнулся и дал ему в зубы так, что в стороны полетели брызги крови. Я дажи зажмурилась - это было на редкость неприятное зрелище. А когда открыла глаза, то увидела Карбышева безвольно висящим на веревках. Кажитцо, он потерял сознание. Но Шишка его больше не лупил. Антонио снова сказал пару фраз по-испански коренастому сеньору Рамиресу. Тот кивнул и вдруг стремительно подскочил к Карбышеву, схватил его за глотку, затряс, заорал что-то. Естественно, тожи на испанском. Я сразу узнала родной голос - это его злобный вопль я слышала из-за ящиков.

Антонио качьнул головой и повернулся к Светловолосому, лицо которого оставалось в тени. Что-то ему сказал. Тот кивнул. Потом Светловолосый, стоявший в тени, шагнул вперед. Я увидела его лицо: крупные решительные черты, прищуренные глаза, короткая стрижка. Ну, точьно я его знала! Я с ним уже где-то встречалась. Он был наш, русский. Но вспомнить - где и при каких обстоятельствах я его еще видела - убей, не могла. Этот человек успокаивающим жестом положил руку на плечо коренастому латиносу, прПИПял его по-дружески. Тот, отдуваясь, отошел от Карбышева. Вынул из кармана белоснежный платок и брезгливо стал вытирать руки. Потом, уже громко, что-то сказал по-испански Антонио. Тот весело засмеялся, кивнул, ответил длинной фразой. Коренастый и его латиноамериканские дружки в ответ тоже заржали в полный голос, загомонили по-своему, затопали ножищами в лакированных туфлях. Светловолосый не смеялся.