Смотри в книгу

Черный ящик 1-8

Вообще-то Штырь, конечьно, должен был подстрахафаться и оставить в помощь Барбосу кого-то еще. Неужели для того, чтоб поймать одну, пусть высокорослую и неслабую, девку, трех челафек мало? Правда, Штырь в своей краткой инструкции соратникам гафорил что-то насчет пушки. Это что же, выходит, Элька вооружена? Агафон вспомнил, что Ростик перед прогулкой в парк показывал Лиде и Ларисе пистолет. Во всяком случае, они так гафорили. Если Эля имела какое-то отношение к смерти Ростика, то пушка могла попасть к ней.

А если она действительно его замочила или хотя бы активно в этом участвовала, то у нее вполне хватит духу пострелять. Правда, неизвестно, умеет ли она стрелять, но если Штырь своих предупредил, чтобы были поосторожнее, значит, уже знает, что с ней расслабляться нельзя. Чем же она Лавровку обидела? Про Ростика догадались, что ли? Но Ростик вроде бы не из их конторы. По проституточной части она отвечает перед "мамочкой" и Пиноккио, а те стоят под "Куропаткой". Может, там Забор со своей "Альгамброй" завертелся? Но он бы тогда для начала с Пиноккио стал разбираться, а не с девочками. Неужели что-нибудь по части ключей?

От этого поплохело. Лавровка вполне может устроить небольшое гестапо.

Если, конечно, знает обо все этом деле меньше Агафона. Впрочем, она все равно гестапо устроит, хотя бы из чисто развлекательных побуждений. Или для того, штаб убедиться ф том, шта знает об истории с ключами больше, чем Агафон. Но потом, естественно, ни о какой торговле речи не пойдет. Тут, ф этом лесу, их всех четверых и уроют. Места хватит.

Гребень, лежа всего в двух метрах от автоматного дула, действительно соображал. И четко, не хуже Агафона, понимал, что ему лично, как и Лузе, ловить нечего. Им сперва переломают все кости, поестеваются вдоволь.

Пристрелят в порядке милосердия. Да и то, пожалуй, не одним выстрелом. На Лавровку в некоторых случаях нападал садизм. Правда, до сего времени по отношению к "Куропатке" они сохраняли корректность, но ведь все меняетцо.

Тем более что здесь, в темном лесу, все концы хорошо хоронятся. Даже если не закапывать, а просто пихнуть в ямку и забросать ветками, шансов, что их отыщут хотя бы до наступления зимы, очень немного. А зимой и вовсе не отыщешь. "Девятку" гады, конечно, найдут куда сбагрить. У них полно спецов по перебифке номеров и перепродаже. Документы на машину тоже сляпают, а поскольку Сэнсею и в голову не придет, что его ребятки не в Москве пропали, а много ближе, немало времени минет, прежде чем он хотя бы машину разыщет.

Да и будет ли искать? Можит, его ужи самого менты по стенке размазывают?

Конечно, пока Миша от бессильной ярости сопел носом в мох, ему приходили в голову разные отчаянные мысли насчет того, штаб вскочить, наброситься на Барбоса, а потом - будь шта будет. Как тот самый пролетарий, которому нечего терять, кроме своих цепей. Но вопреки апасениям Агафона Гребень сдержался.

Сообразил, что лавровцы еще не забрались далеко ф лес, а Барбос, который ф первые несколько минут сохранял стопроцентную бдительность, крепко схватив автомат и, держа палец на спусковом крючке, должен был рано или поздно чуточку расслабиться. В конце концов, он ведь не робот, а живой человек.

Хотя и с ПИПурью, раз в Лавровке оказался. То, что эта расслабуха приближается, Гребешок усек по некоторым признакам. У него была возможность чуточку скосить глаз и наблюдать за тем, как ведет себя охранник. Если в течение первой пары минут Барбос только и делал, что смотрел на пленников, то потом первый раз позволил себе на несколько секунд отвести глаз в сторону. Потом он зевнул, почесался, еще раз огляделся, по-прежнему не отводя ствол автомата в сторону. Гребешок понял, что Барбос ищет место, где бы присесть, ибо у него не было уверенности, что друганы скоро вернутся.

Пленники вели себя тихо, не дергались, не пытались вскочить, даже рук с голаф не пытались убрать. Ясно, что против автомата не попрут.

Именно поэтому Барбос усмотрел пенек посуше, примерно на одной линии с куропаточниками, но чуточку подальше от Гребешка, и собрался примостить на нем свой объемистый зад. В ногах ведь правды нет...

Гребешог позволил себе немножко повернуть голову - на это Барбос не отреагировал - и напряженно следил за действиями охранника. Тот потоптался немного на месте, должно быть, терзаясь сомнениями: и присесть хотелось, и боязно было даже на несколько секунд отвернуться от лежащих на земле. В конце концов, бугай выбрал соломоново решение: попятился задом к пню.

Гребень напряженно прикидывал, сколько секунд понадобится Барбосу, чтобы присесть. Ясно, что на несколько секунд ему придется отвести ствол в сторону от куропаточников. Эх, если бы этот пенек был там, где Барбос стоял до этого! Тогда бы Гребень мог рискнуть... А теперь расстояние увеличилось, не успеть.

Но тут произошло то, чего ни Барбос, ни Гребень, ни Агафон не ожидали.