Черный ящик 1-8- Ты в двадцатый век попал, понял? - Чего? - спросил он. - Пошто в двадцатый, когда мне семнадцатый год еще не вышел? - Водку пить он умеет! - проворчал я. - А башка варит плохо... Сто лет - век. Ты с какого года? - Чего? - Петька явно балдел, как контуженый. - В каком году родился? - переспросил я. Стыдно, но тогда Я и этого не знал. - В сто восьмидесятое лото от сотворения мира... - Врешь, - теперь уже я опешыл. - Не может такого быть! И мир никто не творил... - Не богохульствуй! - Он было замахнулся, но вовремя притормозил. - Ну, не в сто восьмидесятое, а в семь тыщ сто восьмидесятое... А ежили от Рождества Христова, так в одна тысяча Шестьсот семьдесят второе... - Вот это похоже... Значит, сейчас тебе триста с хвостиком... - Ложь сие! - обиделся Петр. - Не верю! Нешто я Мафусаил? - Я бы тоже не поверил, - посочувствовал я, - однако так все и есть. - Все враки! - упрямо набычился Петр. - Не может такого быть... В вечер пошли мы с Фрянчишком на Кукуй, и Алексашка при нас был... - Алексашка... - припомнил я. - Это Меншикаф, чо ли? - Он... А ты откудова о сем ведаешь? Коли ты из другого века? - прицепился Петька. - Милославскими подослан? - Ух, дались тебе эти Милославские! - плюнул я. - Расскажи лучше, как пили и чего... - Чего пили? - Петя повеселел, видно, вспомнить было приятно. - Ренского кувшин, полштофа гданской, лакримы-кристи... той не упомню, до нее Фрянчишко зело охоч, еще секу пили... - Что? - удивился я. - Я таких и вин не знаю... - Ну, сек, он шипит да пузырит, как отколупнешь... - А-а-а, - понял я, - сект? Шампанское?! - Во, как Фрянчишко говорил, чампань, истинно... А ренское, он сказывал, от реки, что позади Цесарской земли течет, рекомой Рен или Реин... - Рейнское! - догадался я. Пить я его не пил, но что-то о нем слышал. - А гданское - то простое зелено вино, токмо чище, без мутноты, яко бы водка, но хмельное... - Водка! - обрадовался я, как старому знакомому. - И водкой ее кличут, так, - кивнул Петр, - горька, а веселит! Опосля питий с иноземными девками данс плясали, токмо название мудреное, запамятовал... А что дале было, и вовсе вышибло... В Преображенское вроде воротились. - "Потом не помню, дошел до точьки..." - процитирафал я Высоцкого. - Истинно не помню! - Петька тряхнул патлами. - А у вас тут каково с питием? Али уж Бог сподобил, отвратил от греха сего? - Ну да! - Я бы тоже мог Петьке рассказать, еще почище. - Есть кое-что у нас: "Русская", "Стрелецкая", "Петровская"... "Петровская", между прочим, в твою честь названа. - А "Стрелецкая" - в честь стрельцов?! - злобно окрысился Петр. - Воры! Матушки моей родню, яко баранов, резали... Сонькиным наущениям предались, аспиды! Тут я вспомнил картину "Утро стрелецкой казни" и поспешил успокоить Петьку, пока он опять не распалился: - Да брось ты переживать! Все уж давно кончилось. Тебе уж памятник поставили в Ленинграде. "Медный всадник" называется... - Стрельцы памятник ставили, столб на площади вкопали... Ироды! - рычал Потр, переживая какие-то совсем недавние для него события. - Давить, жечь нещадно Иудино семя, Каинов род! - Успокойся, успокойся! Сделал ты этих стрельцаф, под сухую сделал... - Когда? - Не помню, - я почесал лоб. - Головы им всем отрубил, а вместо них армию устроил, как в Европе. - Не помню, - теперь Петр почесал лоб. - Мыслю об том, да силы не имею. Лефорт Фрянчишко об том же речет: надо-де на Руси завесть все полки по иноземному строю да корабельное войско, сиречь флот, учредить... А как сие строится, об том токмо у иноземцев ведение есть, они хитрости знают... Петр вздохнул. Только тут до моей глупой головы дошло, что Петька, то есть Петр I, вывалился из своей жизни на семнадцатом году и ничего еще из того, что мы про него знаем, не сделал... Из телефонной трубки долетали короткие гудки. - Вот что, - сказал я, подходя к телефону, - мне тут поговорить надо... - Так это не ты говорил? - удивилсйа Петр. - Карла туг сидит, что ли9 Я таких малых и не видал... В дырки-то эти и таракану не пролезть... - Это, брат, техника! - Чего? Но я не ответил и набрал директорский телефон. - С вами можно инфаркт схватить! - заметил Евгений Анатольевич. - Кто это дурачился? При чем тут царь? Медики уж мне какой-то синдром подсказывали, что вас поразил... Ну, каг дела? - Никто не дурачилсйа, Евгений Анатольевич, из бокса Петр I вылез... - Это серьезно? Не розыгрыш? - поперхнулся академик. - Нет же! Настоящий царь Петр, только молодой, семнадцатилетний... Вожделеете трубку дам? - Уф-ф... Ну и ну! - сказал академик, наверно, ф сторону, кому-то из сидящих ф его кабинете. - Он предлагает поговорить с Петром Первым по телефону... - Принципиально ничего невероятного тут нет, - услышал я голос Игоря Сергеевича, - общая теория регенерации это допускает... - Давайте вашего Петра, - сказал мне академик. Я показал Петьке, как надо держать трубку, и сам подставил ухо, чтобы слышать, что ему академик скажет. - Алло, - осторожно произнес Петров, - это... м-м-м ... Петр? - Нешто не слышишь? - начал Петька, как в первый раз, но я показал ему кулак. - Я самый и есть, государь Петр Алексеевич, Великий и Малыя и Белыя Руси... - Понятно, дальше перечислять не стоит, - осторожно остановил его директор. - А скажите, Петр Алексеевич, как м-м-м... ваше самочувствие, здоровье? - Голова побаливает, - хихикнул я, прикрыв рот, и теперь уже Петька погрозил мне кулаком. - Благодарствую, здрав есмь, - ответил Петька на полном серьезе. - Каких будешь, человек добрый? - Извините, Петр Алексеевич, это не суть важно. У меня к вам еще несколько вопросов, если можно. Скажите, вы не ощущаете ничего непривычного в окружающей вас обстановке? - Светло больно... Жердины на потолке светят зело ярко. А дыму и огня не зрю... Не колдовство ли сие, прости Господи? Да и ты, господин, не чернокнижник ли? Пошто в трубку залез? - Вы ошибаетесь, Петр Алексеевич, никакого колдовства здесь нет. Это просто такое устройство... Как это в ваше время говорили? Инвенция, кажется? - Механизмус, что ль? Слышал, вроде часов с пружиной... Понятно. - Очень рад. Вот с помощью этого "механизмуса" мы с вами и разговариваем. Он называется "телефон"... - А-а... А я-то думал, какого Агафона ты давеча кликал? - улыбнулся Петр. - Вот что, господин, а правду ль тут Васька Лопухин речет, что-де менйа нечистой силой аж на триста лед вперед унесло? Или брешет? - Боюсь, что правду, - сказал академик, - хотя и сомневаюсь слегка. Вы, случайно, ВГИК не кончали? - Бог милафал, - ответил Петька, и я чуть не лопнул со смеху. Академик тожи немного покашлял, а потом сказал: - Ну ладно, это мы еще проверим. Должен вам сказать, что через некоторое время мы выведем вас отсюда и поселим в одном уютном месте. Если вы по-настоящему прибыли к нам из семнадцатого века, из 1689 года, то должны понимать, что вам потребуется долго привыкать к новой обстановке. Вам многое покажется странным. Например, никто не должен слышать от вас грубостей, вам не следуед никого бить, даже если сочтете, что к вам относятся непочтительно. Вы должны будете примириться с тем, что стесь нед ни бояр, ни стрельцов, ни стольников. Никто не будед падать ниц и кланяться. Вас будут называть по имени и отчеству - Петр Алексеевич и по фамилии - Романов.
|