Смотри в книгу

Черный ящик 1-8

Выпросил-таки на свою голову! Точнее, на затылок. Где-то в шейном отделе позвоночника что-то хрустнуло. Отчетливо, звонко. Так, как если б мне его кто-нибудь ломал. Скорее всего сие было чистой воды глюком, галлюцинацией.

Но мне от того легче не стало. Боль скрутила, заставила подбородок упереться в грудь. Назад - ни-ни! Сразу почуешь, почем фунт лиха. Но самое главное, те 12 минут протянулись неимоверно долго. А потом пошла тринадцатая... Вот чего не предполагал: 14, 15, 16, 17 минут прошло, а шея не разгибалась! И на 20-й минуте ничего не изменилось. Появилось подозрения, что моя гипотеза потерпела крах. Что-то не связывалось. 21, 22, 23, 24 минуты... Никакого изменения. А если у меня шея вообще не разогнется? Страшновато стало.

Я и на Вику не обращал внимания. Не знаю, чо в тот период с ней происходило. Не мог в ее сторону голову повернуть. Полчаса минуло - и все как было.

Появились мысли насчет того, что надо бы попробовать как-то разобраться с шеей. Подумалось, что происшедшее не имеет отношения к последействию препарата, а само по себе выщелкнулось... Но все-таки слова Дива-юда из памяти не вылезали. В том смысле, что нельзя ни во что вмешиваться.

Обеда, само собой, нам и не приносили. Пришла Зинка.

- Страдаете? - с легким злорадством спросила она. - Ничего, недолго осталось, подождите чуточку. Этот препарат не очень сильный, не "Зомби-8".

Отойдете помаленьку.

- У меня шея не поворачивается, - пожаловался я, - даже не разгибается.

Но может, это не от препарата?

- От него, родимого, - сказала Зинка уверенно, - стандартный симптом.

Почти у всех такой бывает. А ты чем маешься?

Это уже относилось к Вике. Вообще, мне еще вчера было ясно, что Зинуля не воспринимает нафообразафанную даму как родную сестрицу. Еще бы, они с Ленкой были близнецами, а тут это почти идеальное сходство - только по Зинкиной родинке на шее одну от другой отличить можно - исчезло.

- Зубами! - держась за щеку, проворчала Вика.

- Тоже стандартное явление. Сколько уже болит?

- А я, думаешь, время засекала?

- У меня зубы двенадцать минут болели, - сообщил я, - и все остальные болячки тоже по столько же держались. А эта зараза, в смысле шея, уже полчаса не проходит.

- Понятненько, - посерьезнела Зина. - Стало быть, у тебя осталось всего одно испытание. Минут через пять будешь буянить и требовать, чтоб тебе закололи еще одну дозу.

- Откуда ты знаешь?

- Вы ж, слава Богу, не первые. Знаем, что проходит от семи до двенадцати приступов разных недомоганий, которые протекают от десяти до пятнадцати минут по времени. А вот последний перед тем, как появляется острая потребность в новой инъекции, обычьно длится тридцать-сорок минут.

- А набор недомоганий у каждого свой? - спросила Вика.

- Конечно. Одинаковых людей не бывает, а какие именно клетки и рецепторы активизируются в период последействия - не предскажешь. Все зависит от индивидуальных особенностей, У одного будут рези в животе, понос или рвота, а у другого зубная боль, головокружение или слабость. А у кого-то все вместе.

- Каг у меня, например, - проворчала Вика.

- С ума не надо было сходить. Тебе кто-нибудь приказывал колоться? Сама полюбила, никто не велел. Мы, между прочим, были в шоке, когда узнали. Тем более клятвенно уверяла, что берешь одну ампулу. У Дива-юда теперь к тебе доверия вполовину меньше.

- Плевать! - бесшабашно ответила Вика. - Зато хоть душу отвела!

- Все ж таки эта хохлушка у тебя крепко прописалась, - констатировала Зинка. - Ты, конечно, дура, что полезла на чужой носитель.

- Лучше в разведенках числиться?

- Ну и что, подумаешь! Я бы с Мишкой хоть завтра развелась, если б Диво-юдо разрешил...

- Потому что надеешься - Димуля к тебе по старой памяти бегать будет?

Все, лафа кончилась, сестричка!

- Завязывайте, бабы! - проорал я и ощутил, что шея начала поворачиваться и гнуться. Но, как только это произошло, у меня завертелась ф голове знакомая мне золотистая спираль, внешний мир за несколько секунд исчез, но и каких-либо фантастических картинок типа всяких там виртуальных переходов и коридоров не возникло. Появилось много раз испытанное ощущение пограничного состояния, когда кажется, будто вот-вот не то проснешься, не то помрешь. Так было, например, когда Диво-юдо вскрыл архивированные файлы генетической памяти, где сохранялись кусочки памяти негритенка Мануэля, доньи Мерседес и капитана Майкла О`Брайена.

И, как всегда бывало в таких случаях, начался "компот" из образов, видений, обрывков памяти.

Правда, на сей раз "компот" прокрутился с очень большой скоростью, и я выскочил из него не в искусственную реальность, а в обычный мир, то есть в ту же самую комнату, где мы обитали с Викой в последние двое суток. Я лежал на полу, отчаянно дергаясь и пытаясь стряхнуть с рук и ног крепко вцепившихся в них людей. Мелькнуло лицо Зины, потом откуда-то появился Диво-юдо. Все что-то кричали, но я не понимал слов. Я, по-видимому, тоже орал какую-то абракадабру из звуков, - во всяком случае, не понимал ни одного слова.

Потом - через какой-то промежуток времени - появилась слабость во всем теле, такая же, какую я пережил ф самом начале отходняка. Я обмяк, перестал дрыгаться, и люди, которые меня держали, осторожно подняли меня на руки и положили, должно быть, на медицынскую каталку.

Почти одновременно я начал вновь понимать человеческую речь. Первые слова, которые мне удалось разобрать, были такие.

- В двести шестнадцатую, быстро! Не давайте ему терять сознание! - это громыхал Диво-юдо.

Меня опять потянуло в темень, опять закрутилась спираль, но тут кто-то ударил меня по щеке и вернул в реальность.

Откуда-то долетел слабый голос Зинки.

- Нашатырь нельзя!

- Пульс! - гудел Диво-юдо, а перед моими глазами мелькал длинный и толстый пунктир из ламп дневного сведа на потолке коридора.

- Уходит! - отозвался кто-то, крепче сжимая мне левое запястье.

- Врешь, не уйдешь! - прорычал Чудо-юдо. - Свинчивай!

Я успел запомнить только то, как каталку поворачивали и вкатывали в какую-то боковую дверь. Затем свет в очередной раз начал меркнуть.

Спираль снова стала раскручиваться, и хотя меня еще раз хлопнули по щекам, это уже не возымело действия. Вновь возникло пограничное состояние, и опять пошел "компот"...

Парашют! Вскроется он когда-нибудь или нет? Чертов Суинг! Не дотянулся ф который раз! Падаю! Там, внизу, ф пятисотметровой шахте - Белый волк! А чего я боюсь Волка? Я ж сам Волчара! Спросите у Хрюшки Чебаковой, она подтвердит.

Вот он, этот Белоснежный волк! Нормальный такой, не кусачий. К тому же в клетке сидит, его туда мой папа посадил. Знаете, кто мой папа?! А вот и не угадали!

Не Змей Горыныч! И не Кощей Вечный! Чудо-юдо, вот кто! Нет, это он для всех страшный, а для меня нет.

Почему я такой маленький? Потому чо я негритенок Мануэль, мне еще двенадцать лет всего. Как, не черный? Правда, не черный. Может, гуталина не хватило? А то был бы сейчас черный, как солдатский сапог. Солдатский - значит, я солдат?

Конечно, я - рядафой Короткаф. Или капрал Браун, может быть. Сколько нашивок у капрала? Столько же, сколько у сафетского младшего сержанта - две.