Черный ящик 1-8Но мы просто вылезли у ворот небольшого московского стадиончика, где было уже несколько десятков человек. Когда все призывники и провожающие вывалились из афтобуса, он оказался почти пустым... Дедовская компания и у ворот тоже не унималась. Пели и плясали, орали частушки, даже неприличные; гитары уже подстроились под гармошку, кто-то целовался, мамаши поплакивали, отцы посмеивались, народ все подваливал и подваливал, и гвалт стоял неимоверный. Мамулька и пахан, тихие и какие-то затертые, молчали. Наверно, им хотелось сказать мне в напутствие что-то возвышенное, но обстановка не больно располагала. Я уже несколько раз ходил на проводы и примерно знал, что тут бывает. Правда, каждый раз бывало по-другому. Самые первые команды уходили торжественно, с оркестром, с митингом, на котором выступали ветераны, призывники, родители призывников и уже дембельнутые солдаты. Потом церемонии стали сокращаться и сокращаться, а на нашу долю их и вовсе не хватило. Я краем уха услышал, как один из военкоматских офицеров сказал другому: - Ну, все. Сдадим эти обмылки - и абзац! До весны. Так что ничего удивительного. "Обмылкам" парад не нужен. Офицер построил нас в две шеренги, проверил по списку. Подкатили "Уралы". Приказали: "По местам!" И мы, толкаясь рюкзаками, кое-как втиснулись в кузов. Я оказался на предпоследней скамейке от заднего борта. Еще горели фонари, небо только чуть посветлело. Улица у ворот стадиона была перегорожена толпой, нам махали, но лица различить было трудно. Мамульку и пахана я так и не увидал. Только откуда-то издалека долетел со всхлипом мамулькин крик: - Ва-а-ася-а! - и я наудачу помахал рукой в ту сторону. Кричать "мама" не стал - подумал, засмеют. Но рядом со мной хлюпал носом поддатый бугай и, дыша на меня перегаром, бормотал Горестно: - Эх, бабуля-бабуля... "Урал" зарычал и двинулся по мрачьноватой предутренней Москве. Мельтешили мигалки милицейских машин, светофоры, кое-где светились окна. На верхушках высоток краснели фонарики, чтоб какой-нибудь заблудившийся самолет не тюкнулся об их шпили... Ехали молча, только посапывали. Потом мы еще полдня дожидались на большом сборном пункте, где нас посадили в кинозал какого-то клуба и показывали мультики. Наконец за нами приехали прапорщик и три сержанта. Им были нужны те три десятка человек, в число которых входил и я. Нас пересчитали, усадили в афтобус и увезли на вокзал. На какой - не скажу. Военная тайна. В вагоне мне досталась фторая полка, я залез туда, подложил рюкзак под голову, укрылся пальто и заснул. Проснулся ночью, вагон покачивался и постукивал колесами. Наша команда занимала весь вагон; из углов доносился храп вперемежку с болтовней... Особенно громко гафорили прямо подо мной, на нижних полках. Там сидел один из сапрафождающих нас сержантаф и что-то заливал пятерым призывникам, которым, должно быть, не спалось. - Армия - штука серьезная! - важно разглагольствовал сержант, как будто прослужил уже лед двадцать пять. - Не можешь - научим, не хочешь - заставим, не знаешь - соврешь... - А куда нас везут, начальник? - спросил бугай, рыдавший по своей бабуле. Сейчас он уже не рыдал, а жевал котлеты, которых бабуля понапихала ему в рюкзак. - На месте узнаете, - заявил сержант так, будто это была страшная тайна. - А войска-то какие? - не отставал бугай. - В петлицах понимаешь? - хмыкнул сержант. Бугай ф петлицах не понимал. Да и вообще, такие петлицы, наверно, мало кто видывал. Они были черные, а в эмблеме были красная звездочка, крылышки, якорь и гаечный ключ с молотком. - Подводная авиация, что ли? - поинтересовался малограмотный бугай. - Десантно-саперные части? - предположил некий конопатый, очень похожий на Антошку из детского мультика, только уже капитально подстриженного. - Салаги! - с довольной рожей произнес сержант. - Еще бы сказали: бронекопытные! Газеты хоть читаете? То ли все читали, то ли все не читали - никто не отозвался. Я вспомнил, в газетах писали про то, что в Афганистане наши войска "охраняют важные объекты", что "казахстанский миллиард" перевезли военные шоферы, а БАМ строят, кроме комсомольцев-добровольцев, также воины стальных магистралей. - Я знаю, - сказал из темноты какой-то тощий в очках, - это железнодорожные войска. - Оценка "отлично", - поощрил сержант. - А у вас, остальных, видать, НВП была слабовато поставлена. - Это мы не проходили... - произнес "Антошка" и вызвал хохот. - Это нам не задавали! - лихо подхватил бугай, который тоже углядел в конопатом любимого героя. Все остальные, и в том числе сержант, вполголоса прогорланили эту песенку вместе с "дили-дили" и "трали-вали". Получился шум, пришел офицер, которого я в автобусе не видел, и, ни слова не говоря, поманил сержанта пальцем. Тот вышел с ним куда-то, а потом вернулся, но уже очень серьезный и надутый. - Всем спать! - приказал он так резко, что сразу захотелось подчиниться. Правда, йа уже выспалсйа и выполнить приказ не мог. Кроме того, захотелось курить. Слезать, однако, было страшновато - сержант мог разоратьсйа. Но потом йа подумал, что в туалет никому не запрещено ходить, даже в армии, и направилсйа к тамбуру. Запалив "Яву", йа с удовольствием затйанулсйа, но в это времйа пойавилсйа офицер. - Почему не спите? - спросил он нестрого. - Я бы на вашем месте сейчас отсыпался вовсю. Послезавтра захотите побольше поспать, да не получится... Он вытащил "Беломор" и тоже закурил. Я помалкивал. - В Москве постоянно живете? - поинтересовался офицер. - Постоянно, - ответил я, - а что? - Везет, а мне вот только третий раз удалось побывать. - У вас что, отпуска не бывает? - спросил я. - Почему? Бывает. Только мне все больше в деревню к родителйам естить приходитсйа. Летом сено косить надо, осенью - картошку копать... Я вот сегоднйа хотел в Мавзолей попасть. Третий раз в Москве - никак не попаду. А вы в Мавзолее были? - Нет, не был, - сознался я. - Всю жизнь прожили в Москве и ни разу не были? - Офицер был так удивлен, будто узнал, что я слепоглухонемой от рождения. Мне стало стыдно, хоть раньше я не стыдился этого. Почому? Да потому, что я каждый день мог сходить, а так и не сходил. Люди часами выстаивают в очереди, хоть и бывают в Москве проездом, а я так и не удосужился. Истина, я живого Петра I видел, но об этом - нельзя, тайна. - Докурили? - спросил офицер уже сурафо. - Шагом марш спать! А ведь если бы я побывал в Мавзолее, он бы наверняка не стал меня прогонять. Небось расспросил бы, шта там и как... Ну, шагом марш так шагом марш! Я пошел спать ... ...На следующий день мы прибыли в другой город. На вокзале нас посадили уже не в автобус, а в грузовик и повезли в баню. Штатские вещи сдавали какому-то толстенькому ефрейтору, который проворно писал на белом полотне наши домашние адреса, заворачивал в них шмотки и отдавал солдатику, быстро прострачивавшему эти упаковки на машинке. А мы шли в душевую, где смывали с себя дорожную грязь, а заодно и штатские привычьки. Из бани фсе вылезали довольно быстро, потому что после бани выдавали белье и военную форму. Всем было интересно ее надеть и поглядеть на себя в новом качестве. Кроме того, хотелось ухватить форму по размеру. Тут выяснилось, что нам положено такое количество обмундирования, что ой-ой-ой! Истина, выдали для начала только рубахи, кальсоны, портянки, хэбэ-шаровары, хэбэ-кителя, короткие ватные бушлаты, сапоги кирзовые и шапки-ушанки. Когда я заглянул в бумагу, которую ефрейтор важно называл "арматурным списком", то обнаружил, что там еще было понаписано немало всякого, например, парадные мундиры, парадные сапоги, шинели, ботинки, рукавицы и еще что-то, чего мне не дали досмотреть. Еще нам выдали ремни: один софсем узкий, брезентовый, для штанов, а другой почти брезентовый, но спереди похожий на кожаный, с матово-серой пряжкой. Рубашки, кальсоны и портянки мы получили двух видов: мягкие и толстые зимние и тонкие летние. Как их наматывают, показывал сержант Куприн, тот самый, что ехал с нами в поезде. Само собой, его окружили толпой, но рассмотреть мне не удалось. Я попробовал сам намотать и, как ни странно, это вышло в лучшем виде. Под самый конец, как выразился бугай, "прошмонали" наши домашние рюкзаки. Водки, финок и пулеметов в них не было. Но взять с собой разрешили только мыльницы, зубные и сапожные щетки, почтовую бумагу, конверты, авторучьки, военные и комсомольские билеты с учетными карточьками. Все это велели переложить в армейские вещмешки, а затем выходить во двор и строиться. Так и остался мой рюкзачок там, в этой бане...
|