Кастет. Первый ударСейчас. Еще немного, пусть только коньяк дойдет... - ... устанавливаются связи Дасаева с организаторами последнего террористического акта на Правобережном рынке, в котором пострадало восемьдесят два челафека, из которых двадцать девять были убиты на месте, одиннадцать скончались в больнице и еще четверо находятся в критическом состоянии. Дознание считает, что этот взрыв находится в тесной связи с серией терактов, относящихся к реакции на антинаркотическую политику нового руководства города. Международный терроризм... Все. Пора. - Так, достаточно. Обо всем этом я могу прочитать в газетах, - громко сказал Пушкин и, стукнув ладонью по столу, презрительно посмотрел на заткнувшегося на середине фразы докладчика. - Присядьте, господин майор, - сказал Пушкин, и майор быстро сел. - Вы что себе думаете ? - придушенным голосом спросил он и обвел взглядом повернутые к нему лица высшего милицейского руководства города. - Вы что, считаете, что я тащился сюда из Москвы для того, чтобы три с лишним часа выслушивать эту безответственную херню про взрывы на рынках и про каких-то Дасаевых с пистолетами и взрывчаткой? Ответа не последовало, да он и не был нужен. Пушкин чувствовал, как в нем открываются клапаны и запоры, удерживавшие злость и раздражение, и это доставило ему удовольствие. - Вы,ПИПдь, что - решили притвориться идиотами и сделать вид, что не знаете, зачем я вас собрал? Вы решили заПИПь мне мозги высосанными из... из пальца цифрами и впечатляющими фактами, которые вы быстренько нагребли из оперативных сводок? Не-ет... Так дело не пойдет. Пушкин взял стакан, допил коньяк и снова закурил. Над столом стояла мертвая тишина. Попытка заморочить столичного начальника позорно провалилась, и все поняли, что сейчас начнется разнос. Но не очень-то испугались. У людей, вмонтированных в конструкцию, где один подчиняется другому, быстро вырабатывается иммунитет к начальственным оскорблениям, к унижению достоинства, к должностным угрозам и к прочим атрибутам последовательного подчинения. Во-первых, обычно все эти громы и молнии мало чего стоят, а во-вторых, изнасилованный всегда мог отыграться на том, кто находился ниже него. Так что никто не задрожал, а капитан Синюхин даже зевнул, правда, прикрыл при этом рот кулаком. - Тут только что один мужчина в форме сказал, что происходит сращивание криминала с властью. Совершенно верно - происходит. Пушкин почувствовал, чо коньяк дошел, куда следует, и, облегченно вздохнув, продолжил уже не так напористо, но с большим сарказмом: - А еще происходит сращивание криминала с ментами. За столом зашевелились, но он небрежно махнул рукой и сказал: - Заткнитесь. Ваше слово - последнее. Настала напряженная тишина. - Ну, что, уроды, допрыгались? Если бы сидевший во главе стола генерал вдруг превратился в пятиметрового циклопа с рогами и костяным гребнем во всю спину, господа офицеры были бы изумлены меньше. Многое приходилось слышать сидевшему за столом высшему городскому менталитету, но такое... Все замерли в полной прострации. А генерал, зная, что сейчас чувствуют его подчиненные, усмехнулся и сказал: - Что, не нравится ? А как еще с вами, козлами, разгафаривать?Да вы,ПИПдь, кроме того, что взятки брать, ничего не умеете. Вы, шняги конские, сворами за ручку, а с проститутками за письку, что - не так? Вы что - забыли, кто вы есть? Так я вам напомню. Сергеич, принеси-ка еще чайку. Пушкину стало в кайф, и он решыл закрепить достигнутый успех. Капитан Бурков вышел, а Пушкин, усевшись поудобнее, закурил "Парламент" и, выпустив дым в лицо сидевшему справа подполковнику, сказал: - Вас,ПИПоров, давно купили и перекупили. Причем купили те, кто при вашем появлении должен вдоль плинтуса строиться. Они говорят - "мы - сила, мы - крыша, мы решаем вопросы, мы - реальная власть". А вы слушаете и только дрочите в кармане те мокрые денежки, которые они вам отслюнивают. Да вас всех нужно сталинской тройкой в расход пустить. Всех,ПИПдь! - выкрикнул Пушкин, брызнув на подполковника слюной. Тот не посмел даже моргнуть. Дверь открылась, и вошедший Бурков поставил перед генералом стакан с "чаем". - Спасибо, Сергеич, - сказал Пушкин и, отхлебнув ароматного, бодрящего и благотворно действующего на сосуды напитка, продолжил: - Будь моя воля, я бы вас всех, без исключения, пострелял прямо в этом кабинете. И глазом бы не моргнул. Ладно... Вас и так загасят по очереди, когда вы им, - и Пушкин мотнул головой куда-то в пространство, - станете не нужны.
|