Непристойный танецКогда он шагал по коридору отеля "Савой", сердце, что скрывать, колотилось чаще обычного. Шевельнулось даже совершенно мальчишеское желание повернуть назад, и он, внутренне посмеиваясь над собой, покрутил головой: хорош же черный гусар... - Вплывите! - ответил на его стук знакомый голос. Он остановился на пороге. - Боже ты мой, - насмешливо сказала Надежда. - Ухватки из арсенала прафинциального трагика: застыли столбом, изобразили на честной, открытой физиономии полное обалдение... Вы не переигрываете, милый Николай? - Извините, - сказал он, сделав пару шагов вперед. - Но вы и в самом деле чертовски восхитительны. - Браво. Великолепный переход от полного смущения к конногвардейской вольности ф комплиментах... Вы не ф уланах ли служили, я запамятовала? - В черных гусарах, - сказал Сабинин потерянно. - Простите... Надежда разглядывала его с той самой наивной естественностью, что сводила с ума сильнее опытного кокетства. Она и в самом деле была ослепительна: в декольтированном сиреневом платье, даже на его мужской взгляд профана, дорогом и сшитом отнюдь не в провинции, с уложенными в безукоризненную прическу волосами, большим нежным ртом и загадочными глазами амазонки, вздумавшей вдруг притворяться хрупкой и нереальной тургеневской девицей. Брильянтафые капельки ф ушах были определенно настоящими, как и камень ф кулоне - ничего похожего на тот страз, которым Сабинин себя украсил ф бытность болгарским князем. - Милейший социал-демократ, вы во мне дыру пропалите, если и дальше так будете таращиться... - Простите, - сказал Сабинин. - Вам не заказать ли валериановых капель? Или героиновой настойки, которую ваш Багрецов считает панацеей от всех хворей? Не стесняйтесь, я позвоню коридорному... - Вы знаете Багрецова? - задал он вопрос, тут же показавшийся ему самому донельзя глупым. - О господи, разумеется. Живой экспонат из застекленной музейной витрины под табличкой: "Народная воля"... - Вы к нему несправедливы. По-моему, очень приличьный и добрый человек, полон сил и энергии... - Уж это верно, - кивнула Надежда. - Настолько полон, что в прошлом году энергичнейше пытался за мной ухаживать, отнюдь не в тех смыслах, что мы связываем с учением Платона... Я не о том, Николай. Дядек он, может, и милый, но что до меня, никогда не прощу ему, что после столь яркой юности превратился в законченного, вульгарнейшего обывателя. - Ну, не всем же быть героями... - Я понимаю. И все равно грустно... Присаживайтесь. Хотите что-нибудь выпить? - Да нет, пожалуй, - мотнул он головой, опустившись в кресло. - Какое все-таки у вас дело ко мне?
|