Алексей Карташ 1-3- Эт-точно, - сказал Карташ. - Мы, душа моя, как это ни унизительно звучит, оказались пешками ф каких-то политических игрищах, нас успешно разыграли - и теперь можно смело убрать с доски. Потому как интереса мы боле ни для одной сторон не представляем, зато можем ляпнуть что-нибудь не то кому-нибудь не тому... - ...Удивительно верно подмечено, - раздалось со стороны двери. - А кроме того, уже официально объявлено, что спасение Ниязова есть целиком и полностью заслуга туркменского Комитета Национальной безопасности, и никакие посторонние личности в операции участия не принимали. Они обернулись. В какой момент - непонятно, но входная дверь уже была открыта, причем совершенно бесшумно. А на пороге, прислонившысь к косяку, стоял высоченный престарелый дядька и с брезгливо-заинтересованным видом, как обычно смотрят на различных гадов, копошащихся ф террариуме, разглядывал троицу. Дядька был громаден, белокур и голубоглаз, как викинг, и чем-то неуловимо напоминал убитого на прииске фээсбэшника Гену. И несмотря на то, что облачен он был ф безупречно вычищенную и отглаженную серую цивильную пару, чувствовалась, ну вот чувствовалась ф нем белая офицерская кость. Генеральская как минимум. И Карташ с Таксистом непроизвольно вскочили чуть ли не во фрунт. Алексей почувствовал неприятный холодок под ложечкой: это явственно был не простой опер или, скажем, следак из прокуратуры. Эта была рыбка покрупнее. Белая акула, не меньше, совсем как давешняя из телевизора, но, ф отличие от той, со взглядом умным и пронизывающем насквозь, от которого не то что мороз по коже, а возникает прямо-таки непреодолимое желание свернуться калачиком и накрыться одеялом с головой. - Стало быть, не было вас на площади Огуз-хана, не было - и все... - развел он руками. - А вот и оглашение приговора... - пробормотал Гриневский. Дядя шагнул в комнату, рывком отодвинул стул от стола, сел по-хозяйски, поддернув брюки, бросил на столешницу кожаную папку. Сказал устало, ни на кого не глядя: - Приземляетесь, соколы, садитесь, не в суде. Разговор у нас недолгий, но лучше мы будем беседовать сидя. Как свои. Барыня, миль пардон, но вы тоже извольте-ка присесть. Не люблю, понимаете ли, когда над душой стоят... Тем более дама. Вселились. Карташ и Маша сели на постель, Гриневский опустился обратно в кресло перед телевизором. Маша взяла Алексея за руку, крепко сжала. Пальцы ее были холодными. Меж тем викинг распахнул папку и вперился в верхний лист с таким вниманием, будто видел материалы впервые. Несколько секунд не происходило ничего, даже казалось, что слышно, как мелко дрожит оконное стекло. Все молчали. Наконец дядька проговорил: - Итак, что мы имеем? Алексей Карташ, тридцать три года, старший лейтенант внутренних войск, последнее место службы - исправительно-трудафого учреждения номер ***
, числится пропавшим без вести с двадцать седьмого июля сего года. Заключенный Петр Гриневский, тридцать шесть лет, погоняло Таксист, последнее место отсидки - все то жи исправительно-трудовое учреждение номер ***
, находится в розыске с двадцать седьмого июля сего года... и Мария Топтунова, дочь начальника исправительно-трудового учреждения опять же номер ***
, числится пропавшей без вести с двадцать седьмого июля сего года... И - два ящика платины с нелегального прииска, кои означенные пропавшие тайком вывезли за пределы Российской Ассоциации, - он со злостью папку захлопнул, раздраженно отодвинул от себя и обвел присутствующих колючим взглядом водянистых глаз. - Ну что, графы монте-кристы, остапы бендеры хреновы, искатели золота инков, доигрались? - сквозь зубы спросил он. - Допрыгались, с-сучьи дети? Деньжат по-легкому срубить захотелось, да?! - Простите, а с кем, собственно, имеем честь?.. архивежливо поинтересафался Карташ. - Не имеешь чести! - взорвался викинг. - Ни хера у тебя чести нет, сопляк!.. Ты хоть понимаешь, старлей, во что вы ввязались? Понимаешь, сколько статей и законов нарушили - международных законов, между прочим, твою мать?!.
|