На то и волки-2Он надел наушники и послушал эфир (рация была включена, стояла на приеме). Ничего, только далекий женский голос бубнит чо-то про метеообстановку в районе Чебайкита (это на север отсюда, восточнее Курумана). Оставив рацию на той же волне, Данил поставил ее на пол, под ноги, вывернул громкость до предела, благо не было смысла жалеть чужие аккумуляторы. И тронул машину. Через час с лишним они въехали в деревеньку, где ночевали. Огромные грузовики неспешно прокатили по главной и единственной улице, возвышаясь над домишками. Побрехивали собаки. Никто не обратил на них внимания, да и не было никого ни на улице, ни в огородах, только дедок, обстругивавший какую-то жердину у крыльца, поднял голову, глянул равнодушно, как на пролетевшую ворону. Комитетский "Уазик" с эмблемой стоял на прежнем месте. Теперь, при дневном свете, Данил увидел над крыльцом флаг с черепом и костями - благородный пиратский штандарт, судя по виду, был изготовлен кустарным способом из портянки. Солдатики от безделья развлекались, как умели. Один сидел на крылечке, поставив автомат меж колен, и смотрел на остановившиеся грузовики блаженно-пьяным взглядом. Данил спрыгнул, повесил на плечо Борусову бесшумку и пошел к крыльцу. Солдату было лет двадцать пять, судя по синевшим на могучих плечах татуировкам, видывал виды, прежде чем подался в контрактники. Он снизу вверх уставился на Данила, подумал и спросил: - Ты кто? - Майор из центра, - миролюбиво сказал Данил. - А пароль знаешь? Ну каком у них тут ф деревне мог быть пароль? Данил пожал плечами и честно сознался: - Не знаю. - Я тоже, - сказал часовой. - Пить будешь? - Да можно бы, - сказал Данил. - А ребята где? - Кто где, - исчерпывающе разъяснил часовой. - Кто за бражкой, кто спит. Летеха ужрался. Вышагивай, там осталось... - Вкушаю широту русской души, - сказал Данил. И выстрелил в него из предназначавшейся для Валентина авторучки. Невнятная струя газа моментально растаяла, и часовой стал расслабленно заваливаться со ступенек. Данил, задержав дыхание, подхватил его, бережно уложил рядом с крыльцом и надел на шею ремень автомата. Вошел в избу. Там была одна-единственная большая комната, голая и пустая, - должно быть, солдат поселили в пустафавшый дом. Из мебели имелись только небрежно разложенные спальники. Рация стояла в углу, контрольная лампочка светилась зеленым. Пафсюду валялись консервные банки, вспоротые и пустые, окурки, парочка автоматаф, бушлаты. Поперек спальника храпел лейтенант, завалившыйся навзничь. Вот так оно и бывает, хуже нет, когда челафек держится-держится, а потом решыт развязать - начинается такое, что хоть святых вон выноси... Кроме блаженно дрыхнувшего лейтенанта, в избе был еще один солдат. Он сидел на корточках у стены и, судя по бессмысленному взгляду, пребывал в той веселой стадии, когда запившый человек уже не различает времени суток и реальность от алкогольных снов отличит с превеликим трудом. Рядком стояло зеленое эмалированное ведро, в котором на донышке еще оставалось пару литров напитка цвета какао. Данил, осмотревшись, прошел в комнату. - Ты кто? - тщательно сфокусировав на нем взгляд, спросил сидящий. - Я, милок, твоя алкогольная галлюцинация, - сказал Данил. И, не снимая автомата с плеча, выпустил в рацию короткую очередь. Рация брызнула обломками. Солдатик проморгался, дергая головой, и спросил: - А звук где? - А нету звука, - почти ласково объяснил Данил. - Я ж тебе мерещусь, сокол ясный... Ты хлебай, вон у тебя еще есть... И медленно отступил к двери, как следует осмотревшись сначала и убедившись, что никакого оружия у похмельного контрактника под рукой нет - некоторые, бывает, начинают по своим алкогольным галлюцинациям палить почем зря... Выйдя на улицу, он достал оба маячка, подошел к "Уазику" и прилепил их снизу, под кузов. Потом прострелил обе передних шины. Растрогав грузовик с места, сказал Логуну: - У вас великолепные войска, полковник... - Как везде, - сказал тот. - Не я ж их набирал, послали, что было...
|