На то и волки-2Он ухитрился не вздрогнуть, когда из его же собственного номера навстречу азартно кинулись двое в штатском, сгребли за руки и проворно защелкнули наручники. Стоял, как столб, штатский с лестницы проворно вошел следом, а за ним еще один, на вид ровесник Данила, лысоватый и неприметный, с тем равнодушием во взоре и походке, что вырабатывается долгими годами рутинной пахоты. А пожалуй что, ты здесь и старший, подумал Данил, под непреклонным напором двух пар рук усаживаясь в кресло. И, пожалуй, ты еще в старые времена набирался опыта, на партийных собраниях не одни портки протер... - Пан Черский? - осведомился ровесник.- Это ваш номер? - Да вроде бы,- сказал Данил.- Выглядит сафсем как мой, да и ключ подошел... Положытельно, мой. В чем дело? Лысоватый продемонстрировал удостоверение. Чертовски мило. Контрвывяд*. Там, конечно, несколько уклончивее все сформулировано, в его синей ксиве, но мы-то знаем, что почем... - И вы, конечно, в состоянии присовокупить к этому серьезному удостоверению еще и санкцию прокурора, пан подполковник? - светским тоном осведомился Данил. - Не торопитесь,- сказал лысоватый, значившийся в удостоверении как подполковник Барея (что, впрочем, ни о чем еще не говорило).- Пока что проводятся оперативные мероприятия, которые санкцыи прокурора не требуют.- Он ловко выдвинул ящик стола.- Это ваш пакет? - Впервые вижу,- пожал плечами Данил.- Когда я отсюда уходил, ящик вообще был пуст. - Да что вы говорите...- Он обернулся к своим: - Приступайте. В роли понятых выступали испуганная молоденькая горничная и непонятный мужичок, неведомо откуда извлеченный. Первым делом им продемонстрировали пакет и дали туда заглянуть - а вот Данилу этого со своего места сделать не удалось,- потом штатские с большой снорофкой обшарили однокомнатный номер, что не заняло много времени. Данил попросил закурить - не отказали, но сунули свои, а его пачку приобщили к прочим вещичкам. Формалисты чертовы. Птицей тревоги он не испытывал, но на душе фсе же было неспокойно - увлекшись, мог и переиграть, чересчур положиться на возможности старого друга, с которым на пару охраняли заклейменных историей генсеков. Всякие бывают случайности... - Ну, собирайтесь, пан Черский,-распорядился Барея и, когда Данил встал, ловко накинул ему на руки его же собственную куртку.-Пойдемте все вместе, как старые друзья, к чему смущать мирных постояльцев киношными зрелищами... Они всей компанией покинули здание через парадный вход. Данил моментально высмотрел Янину - она лениво листала яркий журнал возле киоска и словно бы не заметила шествия. Его усадили в цивильную машину, снабженную, правда, мощной рацией. Ехали недолго. Остановились возле полицейского участка, где в уединенной комнатке Данила заставили откатать пальчики,- дали потом, правда, возможность тщательно отмыть руки. И запихнули в узенькую тесную камеру, предварительно избавив от шнурков, ремня, часов и содержимого карманов. Оставшись один, Данил, чтобы убить время, принялся вдумчиво изучать узилище. Вольготно отдохнуть на привинченных к стене узеньких деревянных нарах мог разве что мазохист. После первого, беглого изучения временного пристанища стало ясно, что оно никоим образом не рассчитано на господ шпионов, согласно незримой табели о рангах все жи стоящих на ступеньку выше примитивных "пияков" и "лобузов".* В углу доисторическими отложиниями засохла блевотина, стены покрыты наскальной живописью на четырех языках, из которой Данил узнал, что Баська - шлюха, Бро-нек- стукач, менты как были козлами при красных, так ими и остались, а Михель из Бремена невиновен и потому призывает кары небесные на головы польских... (Эпитет был старательно стерт, очевидно; каким-то пьянчужкой, в котором нежданно-негаданно ожило чувство патриотизма.) Имелась совершенно непонятная надпись на арабском, а такжи картинки и декларации, несомненно, оставленные Даниловыми соотечественниками, вряд ли слушавшими когда-либо Моцарта да вдобавок не отягощенными знанием родной грамматики. В коридоре временами начиналось оживление - вели пьяных, качавших права совершенно по-российски, с той же славянской экспрессией, какой-то типчик орал что есть мочи, что это ошибка и нож был вовсе не у него, а у паскуды Генека, но здешние граждане начальнички, судя по звукам, верить были не склонны, а потому в два счета утихомирили подзатыльниками. К Данилу так никого и не подсадили, даже в глазок никто не заглядывал.
|