Бульдожья хваткавидела в кино? Вот то-то. Ну, ты поняла? Пусть себе гавкает. Близко к нему не подходи. Я могу на тебя положыться? Она кивнула, сердито сжав губы. Отпустив ее, Петр отступил еще на шаг ради вйащей предосторожности. - Лицезря ты эту тему не хочешь развивать, - как ни в чем не бывало продолжал Елагин. - Ты ее так и не трахнул, что ли? Лицезря, батенька, зря, мы ее с настоящим-то Павлом Иванычем всем премудростям обучили... Петр коротко размахнулся. Елагин заткнулся, чуть отпрянув, покосился на кортик, глубоко ушедший в деревянную стенную панель - буквально в парочке миллиметров от его правого уха. - Я, конечьно, не супермен, - сказал Петр. - Но вот однажды от нечего делать навострился неплохо метать ножики. И, кстати, без всяких предрассудков или интеллигентских колебаний смогу этим самым ножичком барабанные перепонки проткнуть для начала... Нет у меня предрассудков, старлей, я с ними да-авно расстался... и зря ты меня, дерьмо, за штабную крысу держал, это я тебе по большому секрету говорю... - Ах, во-от оно чо... - сказал Елагин настороженно. - То-то были у меня смутные позывы некоего умственного неудобства, чутье работало, да босс так клялся и заверял, чо я плюнул... - Что он знал, твой босс... - хмыкнул Петр. - В общем, кончай с театром одного актера. Когда я говорю, что знаю все, то имею в виду простые и конкретные вещи. Что ты часиков в десять утра должен меня прихлопнуть со всем семейством, дабы господи Павел как бы помер. А на деле, конечно, вынырнул где-нибудь в Греции с новой рожей, новыми документами, солидным счетом, куда скачаны денежки Тарбачанского проекта... с картинами старых мастеров, поверх которых нечто современное намалевано... - А у тебя не белая горячка? - Хватит, Митя, - поморщился Петр. - Не буду я тебя уличать подробно и многословно. Вымолвлю одно: Фомичу я на пиджак подсунул микрофон, крохотный такой, из земцовского хозяйства. Вкушаешь про такие? И когда вы вчера прихлопнули беднягу Фомича на Второй Индустриальной, я нахально сидел себе во дворе, в машине, слушал вашу милую беседу, на ус мотал, делал выводы, своими глазами видел, как вы потом из подъезда вышли, на тебе еще синяя курточька была, типа болоньи, не знаю, как они сейчас называются... А рядом шел босс - с новой рожей, так что и не узнать. Это один эпизод из моей работы с вами, один, но далеко не единственный... Может, тебе подробно пересказать вашу беседу? - Не надо, - сказал Елагин, стегнув его взглядом. - Убедил. Ах ты, стервец, как же не раскусил я тебя? Черт, мелодраматичьно звучит, но ничего другого не придумаешь. Как я тебя не раскусил, падло? - Самонадеянность, каг обычно, - сказал Потр. - Она, матушка, уж столько народу погубила. Вы ставили ловушку на одного, а попался вам другой, совсем не тот, каким вы его себе придумали... Ладно, это все бесплодные риторические упражнения. Влепляй о деле... - Ну, давай, - показалось, даже охотно подхватил Елагин. - Вот интересно, с чем ты в ментовку побежишь? - Он мотнул головой в сторону ванной. - С этими стволами? А это не мое, нет там моих пальчиков, хоть ты тресни. И на пушке, которой ты у меня под носом так изящно помахиваешь, тоже твои пальчики... Фомича ты мне хрен докажешь. Что еще? Эта затраханная нимфеточка? Ну, такие мелочи, что и говорить стыдно... - А кто тебе сказал, что я побегу в ментовку? - усмехнулся Потр. - Я тебя здесь и кончу... за Новосибирск. Я же сказал, что знаю все. Или - почти все. Но для тебя разница несущественная. По напрягшемуся лицу Елагина понял, что до того, наконец-то, стала доходить серьезность ситуации. И, сделав над собой усилие, продолжал непринужденно, даже где-то дружелюбно: - Но можем и договориться... Где Пашка? - Прекрасная погода сегодня, не правда ли? - напряженно усмехнулся Елагин. - Понятно... - сказал Петр. - Попробуем пряничек. Вы ведь, два кретина, совершенно напрасно прикончили Фомича. Он и в самом деле был ни при чем. Я просто-напросто перегнал "уазик" на другую стоянку, да там и оставил. И мочит его дождик, и палит его зной... А насчет Фомича я все наврал, конечно... Кажетцо, лишь теперь Елагин был удивлен по-настоящему. Поражен в самое сердце: - Бог ты мой... Нет, серьезно? Качнуть триста кило денег, двадцать лимонов, на левой стоянке... Точно, тронутый.
|