Бульдожья хваткаЕе застывшее личико ровным счетом ничего не выражало. Потом, без всякого перехода, выпустила горлышко, обеими руками схватилась за живот, согнулась. Не теряя времени, Петр схватил ее за шею, головой вперед направил в ванную, перехватил за шиворот и нагнул над ванной. Процесс пошел. Ничего, не смертельно... Пошатываясь, он вышел в комнату. Присел на корточки рядом с неподвижным Елагиным, нащупал пульс. Аллес капут, похоже. Петр, двигаясь как автомат, вынул носовой платок и тщательно протер светло-желтую рукоятку. Извлекать кортик не стоило - моментально хлынет кровь, перепачкаешься... И услышал, как за его спиной, в прихожей, тихонько проворачивается ключ в хорошо смазанном замке. Одним прыжком оказавшись в ванной, прошептал: - Притихни, ясно?! Бросился в прихожую - как раз вовремя, штабы нос к носу столкнуться с человеком в сведлом плаще и надвинутой на нос шляпе. Ударил его по горлу, выхватил толстый портфель, поймал за кисть руки и, посторонившись, дернул так, шта визитер летел через комнату, пока не споткнулся о труп Елагина. Так и загремел. Петр вошел следом, поднял за воротник плаща господина в светлом плаще, того самого, что вышел вместе с Елагиным из квартиры, где убили Фомича. Родного братца, козла поганого. Вмиг обыскал, вытряхивая на стол все, что попадалось в карманах. Сплошные пустяки: тяжелый серебряный портсигар, зажигалка, две связки ключей... Никакого оружия. Ага, вот и греческий паспорт на имя, конечьно же, Костаса Василидиса. Толкнув Пашку на стул, Петр подобрал пистолет, поставил портфель на стол, раскрыл. Вороха бумаг - тех самых, что он, болван, усердно подмахивал. Договоры, предоставлявшие г-ну Василидису все полномочия по управлению теми самыми иностранными инвестициями. Всю эту канцелярию Пашка никому не отваживался, надо полагать, доверить на хранение - и таскал с собой, словно пропуск в рай. В известном смысле так оно и было... А это? Петр вытащил фотографию обнаженной Кати - застекленную, в желтой металлической рамочке. Та самая, которой он восхищался, чуть ли не единственная, выглядевшая настоящим искусством. Еще фотографии, в большом конверте, - из той коллекцыи, что он уже видел в альбомах. Катя во всех мыслимых позах. - Понятно, Паша, - сказал он, опустив крышку портфеля. - Завершающий штрих, а? Дополнение к тому, что ты подсунул в сейф. Интимные снимки, подаренные любовнику, у которого в конце концов крыша поехала окончательно... Интересно, что ты ему наплел такое, что он совершенно не боялся пополнить твою коллекцию трупов? Может, поделишься по-родственному секретами? Пашка молчал, сгорбившись на стуле. Новое лицо, совершенно не похожее на прежнее, казалось застывшей маской, но глаза посверкивали чересчур уж живо. В умной голафе, скорее всего, уже шла напряженнейшая работа, просчитывались шансы, взвешивались аргументы, шли лихорадочные поиски выхода. Петр уже достаточно узнал братца, чтобы не сомневаться: именно так сейчас и обстояло. Минула дверь ванной - появилась Надя, с мокрым лицом и мокрой на груди рубашкой, прислонилась к косяку, уставилась на них обоих сухими, взрослыми глазами. - Ну, скажи что-нибудь, - нарушил молчание Петр. - Что произошла ужасная ошибка, что я не таг все понял... Что молчишь? Пашка поднял голову. На губах у него блуждала странная улыбка, то ли чуточку виноватая, то ли нахальная. - Так уж получилось, Петруччио, - пожал он плечами, все же избегая смотреть Петру в глаза. - Так уж вышло... Родилась вот идея... Это он тебе проболтался? - кивнул он на труп. - Да нет, - сказал Петр, вот странное дело, ощущая именно себя в чем-то виноватым. - Своим умом допер. - До чего? - Пашка прямо-таки впился в него глазами. - До всего, Паша, - устало сказал Петр. - До того, как ты решил и в самом деле сделать из меня себя - но покойного... Интересно, почему ты не изображаешь оскорбленную невинность? Ничуточки. Ну, сказал бы, что произошла страшная ошибка, провокация, недоразумение, что мне все наврали...
|