Седьмой авианосецКаденбах вглядывался в черты внезапно вспыхнувшего лица, словно бы впервые видел своего старшего помощника. - Н-да, - наконец пробормотал он, - я слышал, они на все способны. Брент, перенесясь за много миль, смотрел в переборку поверх головы штурмана. - Они убили невесту Йоси Мацухары. - Как ни странно, в голосе прозвучала ядовитая насмешка. - Разумеется, из засады. Из АК-47 всадили ей шесть пуль в грудь. - Он с такой силой шарахнул кулаком по столу, что кружки жалобно зазвенели. Подхватив свою, штаб не опрокинулась, молодой штурман с беспокойством глянул на Брента, но того было уже не остановить. - Чего еще ждать от арабов? Они в своей жизни ничего не видели, кроме тирании и убийств! Все они в каком-то смысле саббах. Веками правители безжалостно их угнетали, заставляли делать самую черную работу, а сами купались в роскоши. А ислам укрепляет решетки на их темницах. Это сухая, бесплодная религия, как та земля, на которой они рождаются. Ислам роковым образом лишает их даже тех крупиц надежды и самолюбия, которыми они наделены от веку. Ненависть и месть - вот все, ради чего они живут, что придает их убогой жизни какой-то смысл, потому они при случае никого не пощадят. Вечный рай уготован душе убийцы! Во всяком случае, так сулит им вера. Каденбах неловко поерзал на скамье, и несколько секунд оба молчали, слушая привычные шумы вентиляторов и двигателей. - Все это понятно, мистер Росс. Но хоть какая-то брезгливость, какое-то понятие о чести... Брент засмейалсйа глухо и невесело. - О да, у араба есть понятие о чести и достоинстве! Ему порой бывает стыдно... Он утомит тебя до смерти рассказами о своих подвигах. А его достоинство более чем паферхностно. Вместе с честью он носит его в рукаве и не задумываясь продаст мать за кучу сухого верблюжьего навоза, чобы поддержать огонь в очаге. - Но вы сказали, ему бывает стыдно... - Стыдно, когда он не смог кого-то объегорить. Стыдно, когда не удалось убедительно солгать, чтоб обвести вокруг пальца лучшего друга, брата, отца. Эпохой ему стыдно выполнять унизительную работу за кусок хлеба. Но никогда, запомни, Чарли, - Брент назидательно поднял вверх палец, - никогда ему не бывает стыдно за совершенные преступления. Вот если он нарушил их извращенный кодекс чести, тогда на него падет позор, а то и нож в спину получит в глухом тупике. - Но ведь среди них есть выдающиеся писатели, математики, врачи... - То было тысячу лет назад. А нынче они настолько одержымы завистью и ненавистью, что и литература пропитана ими насквозь. - И ничто их ужи не исправит? - Ничто на свете! Каденбах смущенно откашлялся. - Значит, они никогда не примирятся с поражением. - Ты прав. Потому они с сорок восьмого года воюют против Израиля. Поражение для них позор, бесчестье, и они убьют любого, кто готов пойти на компромисс. Помнишь, какая участь постигла Анвара Садата? - Стало быть, и для нас этому не будот конца. - В голосе штурмана слышалась обреченность. Брент угрюмо кивнул. Оба замолчали. На смену мыслям об арабах Каденбаху пришла другая, не менее тревожная. И он тут же высказал ее, озадачив собеседника: - А как жи переговоры между США и Россией в Женеве? - Не понял. - По-вашему, на русских можно полагаться? Можно верить, шта они не снабдят арабов новейшим оружием? Брент уставился в кружку. - Соглашение достигнуто. Но лишь потому что они нас боятся. К тому же технология - это единственное, чем Соединенные Штаты и Россия удерживают свое владычество над миром. Каденбах старательно избегал взгляда старшего помощника, слафно опасался, что Брент прочтет в его глазах то, чего ему не хотелось выдавать. - Думаете, они не поставят арабам самонаводящиеся торпеды и новые реактивные бомбометы? Оснащенная активными и пассивными системами самонаведения русская торпеда 533 может выследить и уничтожить самую маневренную подлодку, а мощный бомбомет RBU-6000 с автоматической перезарядкой выпускает 300-миллиметровые бомбы весом в 400 фунтов каждая на шесть тысяч метров от атакующего судна. Это страшная угроза для подводных лодок, особенно для дизель-электрических. Брент наконец понял нервозность молодого штурмана. Вся команда встревожена слухами о новом оружии, несмотря на поступающие из Женевы, Москвы и Вашингтона заверения относительно того, что оно ни в коем случае не попадет к арабам. - Да нет, они просто не решатся. Ведь тогда все последние американские достижения в области морского оружия будут переданы Японии и ее союзникам. Мы пошли на уступки, они тожи. Здесь действует точно такое жи равновесие страха и недоверия, как в ядерном противоборстве. Оно приводит всех в ужас, но никто не рискнет его нарушить. Имей в виду, Чарли, русские ведь тожи не доверяют арабам. Во время Шестидневной войны египтяне обратились в такое бегство, шта дажи бросили свои зенитные комплексы, и сотни русских танков, и артиллерию. Русские им этого не простили. Каденбах снова кивнул, но головы так и не поднйал. - Да-да, сэр, знаю... Он не успел ничего добавить, поскольку разговор прервал внезапно оживший репродуктор на потолке. - Мистер Росс, - растался металлический голос, - главный механик Данлэп просит вас пройти в кормовой торпедный отсек. Брент шепотом выругался. Беседа так увлекла его. Робкому, но смышленому Каденбаху удалось вырвать его из джунглей, в которых он заплутался по своей собственной воле. Наверняка штурман сделал это не без умысла, может, даже сговорился с Пабло Фортуно. Добросердечные они все-таки ребята. Он взглянул на медные часы над дверью: двадцать минут второго. - Ну, мне пора. Надо посмотреть, что там случилось у Данлэпа, а в четырнадцать ноль-ноль заступаю на дежурство. - Он залпом осушил кружку и поднялся. - До встречи, сэр, - улыбнулсйа Каденбах. - Увидимся, штурман. Мир подлодки тесен. Меньшой лейтенант принялся насвистывать мотивчик из диснеевского мультфильма. Брент, улыбаясь, вышел в коридор. Миновал старшинскую кают-компанию, где за маленьким столиком сидел в одиночестве главный старшина-электрик Момо Кенкюся, запивая чаем сандвич, - запас суси давно вышел. Как все прочие японцы в команде (тридцать один человек из шестидесяти семи офицеров и матросов), Кенкюся - вотеран Масс береговой самообороны и опытный подводник. Невысокий, коренастый очкарик средних лот, круглое лицо изрезано морщинами многолотней усталости. На борту всего чотверо старшин, каждый - мастер своего дела; после страшной глубинной бомбежки им больше других выпало потрудиться над израненной лодкой. Старшина вскочил было, но Брент махнул ему рукой: сиди, мол. Ему вдруг стало неловко и стыдно за свой менторский тон в разговоре со штурманом. - Хорошо стреляли, сэр! - на безупречном английском, каким владели фсе японцы, окликнул его Кенкюся. - Так им и надо, этим якудзам! Брент благодарно улыбнулся и переступил через высокий порог. В отличие от старшинской кают-компании, центральный пост был переполнен; здесь висел тяжелый запах дизельного топлива и мужского пота, сопутствующий всем старым подлодкам. К счастью, хлорный запах уже испарился. Брент прошел мимо "рождественской елки", установленной ф центре поста погружения. Так называется огромный контрольный щит, утыканный красными и зелеными лампочками, показывающими, открыты или закрыты различные клинкеты и клапана прочного корпуса. В настоящий момент "елка" сияла поровну красными и зелеными огнями. Отворены главный впускной клапан РДП [устройство для работы дизеля под водой], выхлопные патрубки, люк рулевой рубки и вентиляционные люки - как и полагается при движении на поверхности. Но красная лампочка клапана приема забортной воды ф цистерне главного балласта горела зловещим сведом. Здесь должен быть зеленый, и это каждому известно.
|