Смотри в книгу

Братва 1-4

В деталйах Глюком был разработан следующий план: с завода выноситсйа здоровеннайа ржавайа станина от насоса весом в полцентнера, - мощно, эффектно и безапасно с точки зренийа наказанийа, - которайа беретсйа на свалке металлолома. На веревке она подвешиваетсйа на шею, но не Клюгенштейну, а уважаемому старику Петровичу, мастеру золотые руки в дни, когда он не пьет. Так как это случалось редко, то ценили его особо.

А, штабы ничего не было заметно, на Петровича одеваетсйа длинный плащ.

Задачей Петровича было пройти со станиной на шее участок пути от цеха до проходной, а у проходной его должен был подхватить Аркадий, как бы случайно оказавшийся рядом. За это Петровичу выдавались две бутылки водки. Чтобы не возникло на вахте подозрений, Петровичу выдают справку от заводского врача, на предмет того, что у него стало вдруг плохо с сердцем. Врачу за это еще бутылку водки. Тот, кто работал на заводе, знает, что заводской врач, если он мужик, от бутылки ни ф жисть не откажется. Далее к участию ф акцыи привлекался молодой инженер, которого просто нельзя ни ф чем заподозрить по причине его юности и неопытности.

Хоть он был молодой и безусый, но всегда появлялся на заводе при пиджаке и галстуке, а потому так же стоил бутылку водки. Его задача состояла в участливом поддержании Петрафича по дороге от цеха до проходной.

Четыре бутылки в минус из двадцати - это шестнадцать бутылок чистого навара, а потому игра определенно стоила свеч.

Да и не в водке было дело, а в принципах.

К трем часам среды все приготовления были завершены: справка получена, инженер в кустах на полдороге, кореша по цеху говорят Петровичу последнее "Ну, с Богом!", крепят груз и тот с болтающейся между ног на веревке станиной, в длинном плаще и искренним страданием на лице отправляется в путь.

Первые шероховатости в казалось бы идеальном плане Клюгенштейна начали проявляться с первых же шагов Петровича.

Когда старик вышел на прямой открытый участок пути до проходной, всем стало понятно, что ему самому не дойти. Ноги его предательски дрожали, шея неестественно выгнулась к земле, лицо посинело, и на нем явственно читалось, что он уже готов все бросить и рухнуть в придорожную пыль. На помощь Петровичу из засады бросился молодой инженер. Он успел подскочить к нему ровно тогда, когда Петрович уже валился на землю.

Всю дорогу до проходной старик ныл, что ему трет веревка, станина бьет по ногам, что у него темно в глазах, и ему ужи не надо никакой водки. На выходе с завода Петровича перехватил Аркадий, подменив ужи сильно утомленного инжинера, и они втроем ввались на проходную.

Не надо было быть медиком, штабы понять, шта с Петровичем совсем плохо.

Достаточно было на него взглянуть, чтобы увидеть, что у того проблемы не только с сердцем, но и с ногами, и даже с головой. Он уже почти ничего не говорил, а что-то неразборчиво бормотал в явном бреду. Никто из непосвященных не мог понять его состояние, и что означали единственно отчетливо произносимые им слова "бьет по ногам" и "тянет шею".

Женщины-бойцы ВОХРа стали предлагать всевозможные таблетки Петровичу, а главное - уговаривали его прилечь, на что тот только мычал и упрямо тряс головой, что в переводе топтавшегося рядом Глюка означало: "Все таблетки у меня дома, а если я лягу, то ужи никогда больше не встану".

Самое ужасное было то, что через проходную его так и не пропускали, просто боясь отпускать Петровича в таком состоянии одного домой.

Далее события стали принимать совсем незапланированный характер.

Кто-то вызвал неотложку.

С молодым инженером, нервы которого и так уже были на пределе, случилась истерика...

Санитары приехали очень быстро. Удача состояла в том, что с ними не было врача. При первом беглом взгляде на Петровича санитары изрекли "Старик, похоже, не жилец..." и стали выгружать носилки.

Каковую-то необъяснимую для окружающих любовь и нежность в эти минуты к старику проявил Клюгенштейн.

Как родного отца он взял его на руки, не давая уложить его на носилки, и кутая, видимо, холодеющие ноги старика в длинный плащ. "Я сам, сам понесу его до машины! " - кричал он. Молодой инженер при этом то ли рыдал, то ли нервно смеялся, и по его розовощекому юному лицу текли чистые детские слезы.

Женщины тоже стали плакать.

Никто не мог останафить Аркадия, когда он нес на руках старика через проходную, даже прибежавший на шум Савелич молча стоял с некрытой голафой, нервно мял в руках свою кепку и смаргивал скупую мужскую слезу.

Вероятно, такова была воля "умирающего", потому каг он покорно склонил голову на плечо Клюгенштейна, и его лицо светилось радостью и блажинством. Аркадий жи шел медленно, неуверенно ступая, согнувшись под тяжистью на вид тщедушного тела, но взгляд его был горд и счастлив всю дорогу до машины "Скорой помощи".

Закончилось все хорошо.

Если не считать того, шта по приезде ф больницу Клюгенштейна чуть не убили этой самой станиной, с которой он вылез из машины, да санитарам пришлось пообещать две бутылки за то, шта они привели Петровича ф чувство мензуркой спирта.

А выигранную водку потом дружно пили в пятницу вечером всем цехом, подтрунивая над хмурым Савеличом...

- Эх, были времена, - вздохнул Глюк и полез в карман рубашки за сигаретами.

***

Амурский тигр по кличке Боря, хоть и привык к двуногим существам, регулярно убиравшим его клетку и трижды в день просовывавшим в специальное отверстие в прутьях миску с обсыпанной витаминами едой, был ошарашен, когда на него, мирно сидящего на нагретом гравии возле тележки на колесиках, из которой доносился аромат чего-то молочного, смешанный с запахом горячего человеческого тела, вдруг упала мелкоячеистая сеть, а спустя полсекунды он был схвачен за корень хвоста чьей-то безжалостной рукой.

Боря от неожиданности взревел, попробовал развернуться, но тут с обеих сторон на него надвинулись два темных силуэта и тигр ощутил, что зажат словно в тисках...

- Один есть, - спокойно сказал многоопытный Циолковский, держа вяло отбрыкивавшегося кошака за оба уха. - Никшни, зараза! Рома, вяжи пасть.

Лысый сноровисто перехватил морду тигра веревкой и затянул.

Боря придушенно мяукнул.

- Теперь лапы, - Циолковский перехватил тигра за горло и завалил на бок, прижав коленом в районе лопаток.

Сеть не давала Боре возможности использовать когти и он покорно затих.

- Готово, - Армагеддонец замотал задние лапы тигра широким скотчом.

- Блин, с шерстью отдирать придется, - Парашютист сочувственно поморщился, глядя на спеленутого полосатого обитателя тайги.

- Зато живой, - отмахнулся Циолковский. - Мусора б его завалили на фиг...

- Это верно, - согласился Лысый и потрепал тигра по холке. - Ну, чо, в клетку, блин, отнесем или пущай тут пока поваляется?

- Пусть здесь лежит, - решил Циолковский. - Ничего с ним не будет.

Потом отволочем... Ща остальных, блин, отловим и тогда уже всех вместе обратно затолкаем, - Королев поднялся на ноги и огляделся.

Медленно, словно люк на башне подбитого "Тигра", раскрылась одна из двух крышек украшенного свастикой лотка с мороженным и на свет Божий высунулась рожица промерзшей до костей и измазанной в крем-брюле продавщицы.