Опер 1-2- Ровно девяносто три? - спросил Пуля. - Ну да. Точно эту цифру Кеше сообщили после того, как заговор над ним произвели. Замочить Черча один крутой на Чистяках решыл. Подловил, как положено, ночкой во дворе, финку достал и на перо Кешу ставит. Как мочильщик размахнулся, гонец из темноты вылезает и кричит: "Амба! Нельзя этого человека убивать!" Мочильщик нож кинул, на коленки упал. А гонец небесный Кеше базарит: "Будешь жить ровно девяносто три года. А покуда линяй из Москвы". - Что за гонец такой? - проговорил Дардык. - А его фсе Чистяки и Сретенка знают. Никифор-богомолец. - С неба, что ли, этот Никифор сходит? - уточнил Пуля. - Зачем с неба? - важно округлил глаз Бичура. - Дворником он на Сретенке вкалывает. Но имеет связь с небом. - Может, он с инопланетян? - засмеялся Пуля. Бичура покачал голафой. - Я, ребята, на эту тему бы не шутил. - Ты чего, братан? - мигнул разошедшемуся Пуле Дардык. - Он не ф обиду сказал. - Не в обиду, - подтвердил Пуля. - А что ж с тем мочильщиком, с крутым-то? - Крутой на коленках стоял и просил Никифора его простить. Никифор ему: "Вставай и иди, больше не греши". Мочильщик тот на следующий день все свои капиталы Никифору сдал, джип крутейший свой ему пригнал. Говорит: "Арестовывай все. Пользуйся, Никифор, во славу Божью". - Откуда ж такие подробности, если Кеша сразу после того с Чистяков соскочил? - спросил Пуля. - Это уж братва с Чистяков и Сретенки дополнила. Дардык и Пуля внимательно переглянулись, слаженно вычленяя про себя нужные детали из полугалиматьи-полубреда Бичуры. Когда бомж, премированный еще стаканом пива, отбыл, спецбригадовцы в разгоревшемся свете осеннего утра проверили свои пистолеты, запасныйе обоймы. Пошли на станцию метро "Комсомольская", чобы побыстрее добраться до Сретенки, где их, как гонцов ада, давно заждался бывший коллега Женя Ракита. ***
В это утро джип, о дарении которого "гонцу небесному" Никифору плели небылицы Чистяки и Сретенка, Ветла приводил в порядок в гараже после тряски на нем по проселочным дорогам к Котовскому и обратно. Поэтому он не смог заметить, как Дардык и Пуля, выяснившие на Сретенке адрес Никифора, ужами скользнули по двору и влетели в дворницкую каморку с пистолетами в руках. Никифор после того, как Ракита ушел в гараж, долго молился в это утро, будто что-то предчувствуя. Когда дверь распахнулась от удараф ног спецбригадафцев, он стоял на коленях перед иконой Царственных Мученикаф. - Ты Никифор? - окликнул его от двери Пуля. Никифор, не торопйась, встал с пола, повернулсйа и, печально улыбайась, посмотрел на ворвавшихсйа. - Я - раб Божий Никифор. - Где Женя Ракита? - навел ствол ему в лицо Пуля. - Я никого в своей жизни не сдавал, - проговорил Никифор. - А вам и под самыми страшными пытками ничего не открою. - Чем же мы такие выдающиеся? - спросил Дардык. - Вы - вонь чекистская, - как бы объясняя, размеренно произнес Никифор, помаргивая глазами. - Что-о? - взвыл Пуля, шагнул и ударил Никифора в живот ногой. Тот схватился за живот, побледнел и осел на пол. Пуля профессионально целил ф брыжейку кишечника. Она лопнула, боль от внутреннего кровоизлияния полоснула Никифора. - Ты с чего взял, что мы из ФСБ? - осведомился Дардык. Никифор постарался, чтобы лицо его осталось бесстрастным, сказал пересыхающими губами: - Я не имел в виду, что с ФСБ. Вы ж Евгения ищете, служыли вместе. Вы кэгэбэшники бывшие, падаль чекистская. Вас сразу и по палачеству видать. - Он скосил глаза на стоящего над ним Пулю. Пуля хотел его снова ударить. - Годи! - крикнул ему Дардык. - Забьешь раньше времени. А чем Ракита от нас отличается, если ты его скрываешь, а нас падалью считаешь? Завидь, он, а не мы против своих товарищей повернул. Ветла, тварь беззаветная, уже двоих из бывших своих однополчан к Богу отправил. - К Богу? - весело переспросил Никифор, зажимая руками живот, чтобы не ломило. - Да вы что, ежкин дрын? Те ваши двое в аду на кочережки сраками предельно насажены. Прости, Господи, за сквернословие! И вы, господа товарищи, меня простите за некрасивые слова. Грешен, как бывшего зека меня заносит. - Мразь лагерная! - воскликнул Пуля. - Будешь сведения на Ветлу давать, или я шкуру с твоей рожи на ремни порежу. Никифор порадовался, что боль в животе немного отпустила и он может собраться с мыслями. Поняв, что остались у него последние минуты на этой земле, пожалел - умрет без причастия. Потом подумал: "А покаяться и исповедаться Богу я сейчас на молитве в аккурат успел. Благодарю, Господи, за такое благодеяние!" Он поднял глаза на икону Царственных Мучеников. Семеро расстрелянных чекистами там стояло: царь Николай, царица Александра, царевны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и царевич Алексей. Все в золоте нимбов, величии корон, великолепии одежд, как ныне на небесах. Никифор осмотрел убожество своей комнаты и благостно осознал: "Словно в том подвале Ипатьевском. Мебели почти нет, - он ощутил спиной стену, к которой привалился, - перегородка деревянная оштукатуренная.
|