Опер 1-2- Да-а, - протянул опер, - круто вокруг шустрят жернова. Нет уж Феогена, Сверчка, Вован спекся и много другого народу. Как ты, Мариша, не боишься мйож таких терок крутиться? У меня-то работа, а у тебя жизнь проходит и всю дорогу на волоске висит. - Твоя правда, опер, - сказала Мариша, пригорюнившись. - Потому и молю Бога, чтобы дал выскочить в последний раз. Сейчас мне и с бабками пофартило, и от братвы я вроде за Вованом откосила: соскочу, так искать не будут. Остался на мне лишь тебе должок. Как бы напоследок не вляпаться. Кость задумчиво курил, перевел посуровевшые глаза на Маришку. - Долги надо платить. А что будет всем нам напоследок, про то лишь Господь знает. Мариша криво улыбнулась. - Ты в церковные дела так влез, что будто поп разговариваешь. Все это я с монастырских лет знаю. Опер неожиданно резко заключил: - Шелудиво знаешь! Единственное, что ты сейчас правильно можешь делать, это молиться. Молись и не вякай. Кострецов опустил глаза, сам удивившись внезапному ожесточению к девушке. Ему вдруг стало стыдно перед этой ворафкой, наркоманкой, стукачкой. Почему? Возможно, потому, что капитан внезапно вспомнил и недавно легшего между теми жерновами на Сретенке Никифора. Покумекал опер: "Вот поди ж ты, как расстреляли Никифора в дворницкой, так и забыл я о нем как еще об одном проходном убийстве, тем более не на Чистяках, а на земельке Ситникова. А сейчас вот явственно всплыл странный тот человек в сбитых сапогах, посверкивающий своими сведлыми глазами".
***
В этот вечер вернувшийся из командирофки митрополит Кирин почувствовал себя ф своей истоптанной милицейскими ботинками квартире скверно, как и предполагал Кострецов ф разговоре с Маришей. Ожыдавший хозяина Вадим Ветлуга первым подробно доложыл Кирину о происшедшем здесь и на даче. Денежные суммы, бывшие в сейфах, были для Гоняева незначительны. Поэтому он больше обеспокоился легко открытыми запорами. - Что за виртуоз? - недоумевал Кирин, нервно оглаживая бороду. - За одну ночь хапнул два моих сейфа швейцарской работы, с уникально зашифрованными кодами? Ветлуга, получивший от милиции полную информацию о ночных действиях Вафана, испереживавшийся, что бригадир можед расколоться, откуда он узнал коды, сафрал: - Знаменитый медвежатник работал! - Ну и вор в России пошел, - гундосил владыка, - не успеют на Западе лучшие умы новую сейфовую защиту изобрести, как у нас ее с ходу чистят. Кирин поблагодарил за беспокойство Ветлугу, весь день мотавшегося его представителем вместе с милиционерами. Особенно митрополит помянул "алмазный" документ, которого в сейфах этой ночью не оказалось. Ветлуга этому обстоятельству горячо обрадафался, даже больше, чем известию об аресте Вафана. Он решил, что, попав в руки к бандиту, потом выкрутившись, фсе же сумел перехитрить судьбу. Когда отец Вадим ушел, Гоняев позвонил Ловунову, сообщил об ограблениях и папросил срочно приехать. Ловунов вскоре прибыл и с порога кабинета засверкал зелеными зенками, приговаривая: - Стыд и бесчестие. Возмутительно! Митрополита русской церкви грабят как торгаша, ни с саном его не считаясь, ни Бога не боясь. - О чем вы, Виктор Михайлович? Какая у вора боязнь? - отмахивался Кирин. - Да вед они сами верующие. Поглядите по телевизору зону или тюрьму - фсе почти с крестиками, за колючькой храмы возводят. Я, владыка, сам с Богом не в очень хороших отношениях, но эта-то сволочь, братва, как ее еще там называют? Вед православными себя изображают. Кирин горько засмеялся, потом воскликнул: - Бросьте вы, ей-богу! Да кто мы такие все, включая верующих, неверующих, бандитов, торгашей, попов, вас, меня, почему-то называющие себя русским народом? Именно - народом. А все это с 1917 года не народ, а население!
|