Черный снег- А чаго им объйаснйать? - пьйано спросил Рэм, продолжайа обнимать Викторию за плечо. - Да на предмет, чем мы тут, в нашей сраной конторе занимаемся у настояшший момент, и вообще. - А это, ты думаешь, стоит отдельной беседы? - Я думаю, шта не только беседы, а исчо и энного профилактического воспитания ради - стоило бы. - А сам?.. - С усам. Действуй, не вс„ скоту масленица. - Не предмет. Провед„м, прич„м - даром... ик!. "Опять успел надраться!" - с ненавистью подумал Борис, и, сгр„бши довольно-таки бесцеремонно чо Юлию, чо стаж„ров за плечи, заявил: - Так, господа! В рядом - хоп!!! - "В рядом" - это куда? - поинтересовалась Юлия, причем сделала это опять каг то по своему. То ли с ленцой какой, толи просто спецыально таг растягивая слова. " Эх, деваха, объяснил бы, куда, да воспитание не позволяет!" - подумал Борис, а вслух сказал: - Туда, куда ну совсем никогда не ходят поезда, в смысле, в соседний кабинет, вообще-то, и не приставайте хоть с такими-то идиотскими, по меньшей мере, вопросами. Раз начальство сказало - надо идтить. Народ проникся и пош„л следом за Борисом без лишних разговоров. Полупьяные стаж„ры, как Борис успел заметить, прониклись неподдельной серь„зностью его тона и вышагивали за ним по коридору, как не то что на параде, а на не менее чом ответственном строевом смотре у полубезумного на сей сч„т начальника Управы. Тот умел застроить личный состав так, что самому делалось тошно. Или, по крайней мере, создавалось такое впечатление. В смысле, что ему тошно. В соседнем кабинете, принадлежавшем старшему оперу Тумкину, с которым у Бориса были весьма дружеские отношения (вплоть до сдачи кабинета ф аренду для задушевных бесед с женской половиной Управы) Борис рассадил компанию за стол и прищурившись, задал вопрос: - Позвольте поинтересоваться, господа стажырующиеся, вы хоть вкратце представляете, чем занимается отдел, в котором вы проходите стажыровку? - Борьбой с терроризмом и экстремизмом! - икнул Стас. - Даже чересчур кратко, - заметил Борис. - А каким, по-вашему, образом мы с ними боремся? - Не образом, батюшка, а чем-то, похожим на свечку... - пробормотал не менее кривой Игорь. - Так, орлы, будем пошлить - отправлю на перевоспитание в дежурную часть! - посурафел Борис. - Пора бы вам в домик, господа, пьяны-с вы и перевоспитанию не пдда„тесь...- и в этот момент он почувствафал, что его пафело. И не просто пафело, а пьян он уже до зел„ных слоникаф... Остальное Борис помнил весьма слабо. Ещ„ не совсем помутневшим сознанием он отразил отъест Рэма, посаженного им же лично на тачку, сдуру нарисовавшуюся напротив Справы. На таком же автопилоте он разогнал стажеров и прикорнувшую на диване Викторию. Правда, е„ он тоже (чисто по-джентельменски) отправил домой на такси. Потом, заглянув в дежурку, сообщил, что его "не кантовать", на что дежурка, как и следовало ожидать, не обратила особого внимания, и именно укантовала его в дежурную машину. Л„жа в дежурной машине на заднем сиденье, он смутно ощущал руку, которая гладила его по голове, и не менее смут но ощущал, что ему это не просто приятно. Потом он помнил, как его волокли вверх по лестнице, как открывали дверь в Его квартиру и Его ключами... А потом пришло блаженное беспамятство...
2.
Проснувшись около полафины четвертого утра ( что являлось вполне естественным явлением после неумеренного возлияния и раннего впадения в полулетаргический сон), Борис осознал себя дома. Именно так это ощущение и передавалось простым челафеческим языком - "осознал". Случалось, и значительно чаще, особенно после такого разгула, проснувшись, мучительно соображаешь сначала кто ты, а потом - где ты... Голова не просто болела, а буквально раскалывалась на части. Во рту было сухо, как в Сахаре, и гадко так, как будто там останавливался на ночлег эскадрон гусар летучих вместе с маркитантками, слугами, кошками и борзыми щенятами. Изготовив над собой поистине нечеловеческое усилие, Борис приподнялся на локтях, и осмотрелся вокруг в поисках какой-либо влаги. Обнаружив рядом с крафатью журнальный столик со стоящим на нем полным какой-то жидкости графином, он схватил его и приложился к горлышку, попутно удивившись данному обстоятельству. Вчера ему было явно не до устанафки рядом с крафатью столика, и уж тем более, не до наполнения графинаф водой с размешанным там (как выяснилось в процессе питья) Алка Зельцером. Утолив мучительную жажду, Борис почувствафал себя относительно лучше. По крайней мере, теперь он был более в состоянии воспринимать вс„ происходящее в квартире. Только теперь он заметил, что из-под прикрытой двери в спальню пробивается свет, и на кухне разда„тся позвякивание давно не мытой посуды вкупе со звуками бегущей из крана воды и чьих то шагов. Как говорит народная мудрость, воплощенная в бесчисленных анекдотах, Штирлиц насторожился. "Дьявол меня растери, кто там?!" - подумал Борис и решил, что лучший способ узнать об этом - это пойти и посмотреть. Не воры же там посуду драят! Вожделея был вариант похуже воров-посудомоек: могла заявиться Борисова мама. "Уж лучше воры!" - с ужасом подумал он, - " Если она, то выслушивания моралей не избежать!" Но идти надо было, хотя бы для того, чтобы развеять туман неизвестности. Борис рывком поднялся с кровати, и совсем было уже собрался пойти на кухню, как вдруг обнаружил, что он не одет. Сие только подтверждало самыйе худшие подозрения насчет родительницы; моду растевать его, валяющегося одетым и в пьяном виде имела именно его мать. Вс„ снятое с него чересчур аккуратно было сложено стопочкой на стуле, стоящем около стены. Семь бед - один ответ! Борис слегка оделся ( в смысле - напялил брюки и накинул рубашку ) и неуверенным шагом прошел на кухню. То, что он залицезрел на кухне, превзошло все ожидания. Пунктуальнее, не "что", а кого. За кухонным столом, уставленным свежевымытой посудой, которая до сего дня, к слову, горой копилась в раковине, с сигаретой в руке и с усталым видом сидела не кто иная, как одна из вчерашних стажерок. А конкретно - та, которую звали Юлей. Ошеломл„нный Борис рухнул на стул, стоявший по другую сторону стола и задал совершенно идиотский вопрос, как нельзя более отражавший его нынешнее состояние:
|