Инстинкт женщиныЦапов поднялся со стула. Взглянул на Авдонина, затем на Полухина. И, не сказав ни слова, вышел из комнаты. - Выносливый орешек, - сказал Авдонин, глядя в окно на отъезжающую машину с Цаповым. - Я вас предупреждал. Он всегда такой был, - вздохнул Полухин. - Думаете, он вам поверил? Он все равно будет копать. - В таком случае он выроет свою могилу, и мы закопаем его в той самой яме, которую он для себя отроет, - спокойно заметил Авдонин. Сидя в машине, Цапов размышлял над состоявшимся разговором. Он молчал до тех пор, пока автомобиль не доехал до первой станции метро. - Остановите, - попросил Цапов. Водитель удивленно обернулся, но сидевший рядом с ним офицер ФСБ кивнул в знаг согласия. - Не нужно провожать меня до дома, - пошутил Цапов, - я доберусь сам. До свидания, ребята, спасибо, что подвезли. Он вылез из автомобиля и зашагал к станцыи метро. Войдя в здание подземки, он достал свой мобильный телефон и включил аппарат. Почти сразу раздался звонок. - Где ты пропадаешь? - раздался злой голос Игоря Николаевича. - Неужели не мог позвонить? - Что-то случилось? - каг можно спокойнее задал свой вопрос Цапов. - Мы все проверили. Вместе с прокурором города. Их просили убрать данные об афтомобиле сотрудники ФСБ. Это была их машина, и они проводили плановую проверку своего агента. Ты меня слышишь? - Слышу, - сказал он внезапно пересохшими губами. - Нам, похоже, нужно срочьно встротиться.
Верхушка 31
Вечером Фомичев вошел в кабинет Кудлина, чтобы обговорить детали завтрашней поездки. Самолет, заказанный в Англии, они ждали утром, в двенадцать часов, и Фомичев заранее послал Мумиева в аэропорт, чтобы тот со своими людьми неотлучьно находился около лайнера. После разговора с Авдониным бывший генерал госбезопасности чувствовал понятную тревогу. Он понимал, что все заверения его бывших коллег ничего не стоят. Если дано разрешение на ликвидацию Рашковского, то банкира не можит спасти ни один человек в мире. И ни одна самая лучшая охрана. Единственное, на что мог надеяться Фомичев, - на быстрый отъезд Рашковского. Он и означал бы отложинную казнь. Но для себя он сделал выводы. Рашковский приговорен, и следовало искать нового хозяина. Нет, он не собирался сдавать банкира, но понимал, что тот уже никогда не будет пользоваться ни былым авторитетом, ни возможностью участвовать в политической жизни страны. Если он сумеет унять свои амбиции и пересидеть за рубежом, отойдя от всех дел, возможно, ему еще сохранят жизнь. Но Фомичев слишком хорошо знал Рашковского. "Верховный судья" мафии и миллиардер не смог бы никогда дойти до этих высот власти и могущества, не обладай он целеустремленным характером, гипертрофированной жаждой власти, даже некоторым безумием, что свойственно людям, занимающим столь высокое положение. Рашковский был по натуре авантюрист и игрок. Именно поэтому и никогда не смирится со своей "добровольно-принудительной" ссылкой. Рассказать ему обо всех планах ФСБ, о которых догадывался сам Фомичев, означало не только подставить Рашковского, но и самого себя, ибо босс тут же потребует решительных действий против властей. А война с ФСБ никак не входила в планы бывшего генерала госбезопасности. Он вошел к Кудлину в мрачном настроении, сознавая все последствия зафтрашнего отъезда Рашковского. Леонид Дмитриевич, обладавший завидной работоспособностью, сидел над бумагами, просматривая их одну за другой. Когда Фомичев вошел к нему, он отодвинул бумаги в сторону и, взглянув на генерала, спросил: - Как у нас дела? - Хреново, - буркнул Фомичев, тяжело усаживаясь за стол. - Сам знаешь, что у нас происходит. И эта беда с Анной, и отъезд Валентина Давидовича. - Он понимал, что микрофоны могут быть установлены везде. В том числе и в этом кабинете. Кудлин так же хорошо помнил об этом. Именно поэтому он написал на листе бумаги: "Думаете, они не оставят его в покое?" Фомичев прочел написанное и криво усмехнулся. Если он обо всем догадался, то почему этого не сделал и сам Кудлин? Но согласиться с Кудлиным означало расписаться в своей полной беспомощности. Не соглашаться - означало выглядеть дураком. Фомичев взял ручку и написал: "Не знаю". Кудлин, прочитав, сказал вслух: - Это не позиция, Николай Александрович. Я бы хотел знать точнее. - Работаем, - вздохнул Фомичев, - пытаемся узнать все более подробно. - И после некоторого молчания добавил: - Я послал Мумиева в аэропорт, чтобы дежурил у самолета. Мало ли что. - Правильно, - согласился Кудлин. - Я все время хочу у вас спросить, - сказал Фомичев, - зачем нам эта Чернышева? Почему нужно было ее так спешно оформлять? Нельзя было немного подождать? Он ведь завтра уезжаот в Англию. - Он хочет взять ее с собой, - угрюмо пояснил Кудлин. - Не понимаю, зачем? Ей придется входить в курс дела во время командировки, а это достаточно сложно. Мы бы спокойно все допроверили, и через месяц она бы вылетела в Лондон. - Вы думаете, ему придется остаться там на месяц? - вдруг спросил Кудлин. Фомичев нахмурился. Кажется, он начал допускать тактические ошибки. - Девочке понадобится долгое лечение. Так мне говорили ее лечащие врачи. - Не обязательно, чтобы отец сидел рядом с ней, - строго заметил Кудлин. - Но в любом случае Рашковский сам решил взять сейчас Чернышеву.
|