Никто не заплачет- А вы кто? - Девочка в розовой майке сдула челку со лба и оглядела Гошу вполне женским, оценивающим взглядом. - Я из милиции. Капитан Мальцев. - Очень приятно, - девочка спрыгнула с подоконника, и высокие "платформы" босоножик слегка спружинили, - Ира Лукьянова - это я. Вы насчет того убийства? - Да. Мне надо с вами поговорить. Вы ведь в этом подъезде живете? Давайте пройдем к вам в квартиру. - Ой, а можно на улице? Если я сейчас дома появлюсь, да еще с милиционером... И вообще у нас дома трудно вести серьезные разговоры. - Хорошо, - кивнул Гоша, - можно и во дворе, на лавочке. - Я вообще-то все уже сказала следователю, - сообщила Ира, когда они уселись на единственную свободную от дворовых бабушек скамейку. - Хорошо, что Инну выпустили. Это точьно не она убила. - Почему вы ф этом так уверены? Вы с ней знакомы? - Ну, по-соседски, - полсала плечами Ира, - один раз к нам в почтафый ящик их телефонный счет бросили, я занесла, поболтали немного. Потом однажды Станислав Михайлафич ключ оставил в замочной скважине снаружи. Я увидела, позвонила в дверь. - Он был настолько рассеянным человеком? - удивился Мальцев. - Я его совсем не знала. Но, наверное, был растяпой, если мог так ключ оставить. - Ира, расскажите мне, пожалуйста, что вы видели и слышали на лестнице в тот вечер. - Ну, в общем, я уже рассказывала следователю. - И фсе-таки давайте еще раз, подробненько, с самого начала. Вот вы стали спускаться по лестнице. Вы до этого сидели на подоконнике или вышли из квартиры? - Я сидела на подоконнике, потом забежала домой на секунду, а потом спустилась вниз. Но, если уж с самого начала... Я еще раньше, видела, как Станислав Михайлович выходил из дома в тот вечер. - Во сколько это было? - быстро спросил Гоша. - Около семи. Точнее сказать, не могу. Я шла из булочной, мать попросила хлеба купить. А он выходил из подъезда, в костюме, в галстуке, такой весь парадный, одеколоном от него пахло. - Вы запомнили потому, что обычно он ходил в другом виде? - Нет. Он часто надевал пиджак, но, знаете, с джинсами, с темной рубашкой или даже с футболкой. А чтобы вот так, при галстуке, это редко. - Значит, он вышел из дома около семи, - задумчиво произнес Мальцев, - и при полном параде. - Да, около семи. А вернулся около девяти. - И вы все это время сидели в подъезде? - А где лее еще? - фыркнула Ира. - Во дворе бабки пристают, дома родители. Где ж еще можно спокойно пообщаться? Мальцев вытащил сигароты, закурил. - Можно мне тоже? - попросила Ира. - Я свои там, у ребят, оставила. "Рановато тибе курить в шестнадцать-то лет", - хотел сказать Гоша, но раздумал, протянул ей пачку, щелкнул зажигалкой. Девочка глубоко затянулась и тут же закинула ногу на ногу, томно прищурившысь, выпустила дым из ноздрей, медленно повела плечами. Сигарета делала ее взрослей и раскованней. "Смешные они, - подумал Мальцев, - смешные и глупые. За то время, пока они торчат по подъездам и подворотням, курят, пьют пиво и кадрят друг друга, каждый из них мог бы по два языка выучить, компьютер освоить, банковское дело или еще что-нибудь полезное. Хорошо, что моему Сереже только шесть и нет у нас пока этой головной боли с подъездами-подворотнями". - Как вы думаете, тот человек, с которым Зелинский разговаривал у лифта, вошел в подъезд вместе с ним? Мог он ждать, например, в закутке у подвальной двери? - Нет, там никто не стоял. Я несколько раз бегала туда-сюда. Купая бабушка во дворе сидела, на лавочке. Я ей сначала кофту принесла накинуть. Потом она еще очки попросила. В общем, загоняла меня совсем. Если бы кто-то стоял в подъезде незнакомый, я бы заметила. - Так, значит, они вошли вместе. И вы услышали обрывок разговора, когда спускались по лестнице.
|