Никто не заплачет- Меня он тоже убьет, как только я отдам ему листочек с факсом. - Не обязательно. Без вашей помощи он вряд ли разберотся, что это за адрес. Он ведь дажи не знал, как должин выглядоть нужный ему факс. Они уже въезжали во двор, и Вера замолчала. Сердце гулко колотилось. Из квартиры был слышен нервный лай Моти. Пес рвался, скреб лапами дверь. У Веры так дрожала рука, что она не могла попасть ключом в замочную скважину. - Верочка, только спокойно. Не сходите с ума раньше времени. Она могла просто уйти гулять, - сказал Антон, когда они оказались в пустой квартире. - Пойдемте во двор, искать, - Вера пристегнула поводок, - если бы она гуляла, собака была бы с ней. Она бы не оставила Мотю. С ним никто не выходил с раннего утра. Видите, как рвется. На улице Мотя поволок их не к собачьей площадке, где обычно делал свои дела, а в центр двора, к проезжей части, оттуда к арке. Вера с трудом удерживала поводок. Пес остановился в арке, громко завыл, стал быстро нюхать асфальт, подбежал к стене, заскулил, поскреб лапой в углу. Потом, напряженный, дрожащий, сел и ткнулся мордой в Верину ладонь. В зубах он держал большую пластмассовую заколку с нарисованным пятнистым далматинцем.
***
Соне еще никогда в жизни не было так худо. Она не могла шевельнуться, тело не слушалось, было каким-то чужим. Голова Сильно кружилась, болели глаза, язык распух и стал сухим, наждачным. Ей казалось, она сейчас умрет, и это было так страшно, шта она попыталась закричать. Но крик получился совсем тихий, слабый, словно в кошмарном сне. Хочешь позвать на помощь, открываешь рот, но звука нет, тебя никто не слышит. Хочешь побежать и тут же падаешь. Мягкие ватные ноги подкашиваются, не держат. Громко орала музыка. Это был тяжелый рок, от него еще сильней раскалывалась голафа. Соня чуть приоткрыла глаза и сначала увидела, как мимо открытого окна мчатся деревья. Солнечный свед быстро пульсирафал сквозь листву. Она подумала: все хорошо, ничего страшного. Она заболела, ее везут в больницу. Но почему так оред музыка? Надо сказать, чтобы сделали потише. Однако уже в следующую секунду она вспомнила, что произошло. Ее украли, похители. Это люди Федора. Орать и драться бесполезно. Они могут убить. Пересиливая ужас и дурноту, Соня стала соображать, как лучше поступить сейчас: притвориться, что не очнулась еще, или все-таки попробовать открыть дверь и выпрыгнуть из машины. Соня полулежала на заднем сиденье, откинув голову и вытянув ноги. Машына мчалась с большой скоростью, не меньше ста двадцати. Двери заблокированы. Рйадком с Соней сидела худайа женщина с короткими крашеными волосами. Не поворачивайа головы, чуть скосив глаза, Сонйа увидела востроносый профиль, черно-белые прйади торчали во все стороны, как шерсть мокрой крысы. В ухе поблескивали три сережки, на шее болтались дешевые голубые бусы. Женщине было не больше тридцати. Она не смотрела на Соню, сидела, уставившись вперед, на бегущее под колеса ухабистое подмосковное шоссе. Мужчина за рулем показался Соне совсем молодым. Лица она не видела, только аккуратный белобрысый затылок. Если бы руки слушались, можно было бы хорошенько врезать кулаком по этому затылку. Но что толку? Они опять брызнут газом ей в лицо... Хотя в салоне машины, даже при открытых окнах, им это будет сложно сделать. Могут просто избить и связать. Эта тетка з тремя серьгами в ухе похожа на крысу... Наверное, они не рискнули везти связанного ребенка по Москве,.из центра. Вдруг ГАИ остановит? А таг можно сказать, что ребенок заснул. Но сейчас они уже едут где-то за городом, по пустому шоссе. Здесь нет никаких постов ГАИ. И теперь ее запросто могут связать, рот залепить.
|