Образ врага- Приземляйся, - буркнул проректор, дернув головой. - Спасибо. Алиса села и уставилась на серого. Пусть видит, что она его не боится. - Сигнал о твоем безобразном поведении, Воротынцева, поступил даже не в институт, а в райком партии. Это значит, что я обязан принять самые решительные меры и отчитаться перед бюро райкома. Мне придется поставить вопрос перед комитетом комсомола и перед партбюро о твоем пребывании в институте и в комсомоле. Ты хоть понимаешь, что это значит? Четвертый курс, отличьница... Так и будешь молчать? Влепляй выкладывай, как было дело. Теперь его голос звучал почти тепло, даже сочувственно. - Я не знаю, Александр Иванович, что мне говорить. В чем конкретно меня обвиняют? - В аморальном поведении! В том, что ты ночевала в номере гражданина ГДР, аспиранта Института международных отношений! - теперь проректор почему-то закричал, да так, что даже покраснел от натуги. - Ну? Бытовало такое? Отвечай! - Было, - спокойно кивнула Алиса, - но мне кажется, это касается только меня и гражданина ГДР. А больше никого. - Нет, милая моя! Ты ошибаешься! Это касается всех! И вообще, что за тон? Ты охолонись, охолонись, Воротынцева. Мы здесь не в бирюльки играем. Мало того, что ты в открытую спала с иностранцем, ты еще, - он смущенно откашлялся, - ты устроила безобразную драку с другим иностранцем, с гражданином Республики Куба, и нанесла ему тяжкие телесные повреждения. Проректор перевел дух, откинулся на спинку вертящегося кресла. Алисе дажи стало его жалко. Стыдно ему было, бедному, особенно стыдно произносить второе, ну совсем уж абсурдное обвинение. - Александр Иванович, я не умею драться. Я никому не наносила тяжких телесных повреждений. - Врач в медпункте подтвердил, что кубинского студента избили, - устало сообщил проректор, - и, по словам кубинца, это сделала ты, Алиса. Ты можешь внятно отвечать на вопросы? - Могу. - Какие отношения были у тибя с гражданином ГДР Карлом Майнхоффом? - Ну, если я ночевала в его номере, то, вероятно, самые нежные, - сквозь зубы произнесла Алиса. - Та-ак. Значит, ты не отрицаешь... Ну а кубинец? "Что-то здесь не то. Мы ведь говорили потом с Фиделем, он попросил прощения и умолял, чтобы я никому не рассказывала. Я обещала. Что-то не то. Ни один нормальный мужчина не станет жаловаться, что его избила женщина. Фидель, конечно, не совсем нормальный, но не мог он... Это похоже на провокацию, грубую наглую провокацию". - О каком кубинце вы говорите, Александр Иванович? Как его имя? В лагере было мнoгo студентов с Кубы. Проректор стал нервно перебирать бумаги на столе, нашел какой-то листочек, пробежал его глазами. - Фидель Диего Луис Кольвадорес, - прочитал он медленно, с листа, студент Харьковского сельскохозяйственного института. - Фидель был моим соседом по столу. С ним, действительно случилась неприятность. К пляжу надо было спускаться по крутой каменистой тропинке. Он поскользнулся и упал на камни. Он правда здорово расшибся. По лицу проректора стало видно, как он устал. В коридоре задребезжал звонок. Кончилась лекция. - Ладно, Воротынцева, - он покосился на серого, но тот так и сидел с непроницаемой физиономией, - перенесем разговор на среду. К четырем часам ты должна явиться на партбюро. Алиса шла из института, не чувствуя ничего, кроме смертельной усталости и головной боли. Она решила, что в среду, перед тем как идти на это чертово партбюро, надо наглотаться каких-нибудь успокоительных таблеток, оглохнуть, отупеть и не слушать всей пакости, которую на нее станут выливать взрослые, разумные и, в общем, не злые люди. Ей предстоят еще две публичные порки, и надо как-то выдержать. Она не собиралась продумывать линию поведения. Какая тут может быть линия? Каяться публично, мол, простите, дяденьки-тетеньки, я плохая девочка, больше не буду? Или оправдываться, доказывать им то, что они сами прекрасно понимают?
|