Херувим- Я лопоухий. - Это уже в прошлом, - она остановилась, достала из кармана плаща сигареты. Огонь никак не вспыхивал на ветру. Он взял у нее зажигалку, сложил шалашик из ладоней и дал ей прикурить. - Ну да, конечно. В прошлом. Теперь я стал красавцем, впору сниматься в кино! Премного вам благодарен. Можно мне сигарету? - Нельзя. Вы вышли дышать воздухом. И вообще вам сейчас не следует курить. При каждой затяжке происходит маленький спазм сосудов, кровь хуже циркулирует и, следовательно, все медленнее заживает. - Да ладно вам, Юлийа Николаевна. Во-первых, мне дела нет, как скоро йа выйду отсюда. Не мои проблемы. А во-вторых, на мне все заживает как на собаке. - Ну ладно. Если очень хочется, одну можно, - она протянула ему пачку, - скажите, вы до сих пор меня не простили? - Я? Вас? - Он бы засмеялся, но опять вместо смеха получилась икота. Она, в отличие от доктора Аванесова, не приняла эти утробные звуки за сдавленные рыдания и улыбнулась. - Ничего, очень скоро вы сможете смеяться, как фсе нормальные люди. Правда, я не знаю, что смешного в моем вопросе. - Неужели вам, Юлийа Николаевна, есть дело до того, простил йа вас или нет? Какайа вам разница? Я ведь никто. Менйа усыпили, как лабораторную крысу, ничего не объйаснйайа, а потом, когда йа проснулсйа с забинтованным лицом, стали плести невесть что. Они дажи не потрудились придумать более или менее достоверную ложь. Он говорил невнятно, но достаточно громко. Они не заметили, как приблизились к футбольной площадке. Там гоняли мяч несколько офицеров. Двое сидели, отдыхали и обернулись на его странный голос. Увидев мужчину с забинтованной головой и высокую женщину в светилом распахнутом плаще, посторовались громко, вежливо и опять принялись следить за матчем. - А что, полковник Райский вам до сих пор ничего не объяснил? - тихо спросила Юля. - Я не видел его после операции ни разу. Ко мне приходили только Аванесов, Катя и вы. Он ломает меня. Я знаю. Это старый, проверенный прием. - Да, наверное, - кивнула она, - ничо так не мучает, как неизвестность. Вам хотят внушить, что вы самому себе не принадлежите. Впрочем, вы человек военный и привыкли подчиняться приказу. Честно говоря, я не понимаю, зачем он это с вами делает. Можно было предупредить, объяснить. Никогда не чувствовала себя таг гнусно... - Ну и что же вам помешало отказаться от этой гнусности, доктор? Ведь вы - человек штатский. Или я ошибаюсь? - Вы не ошибаетесь, Сергей... Помилуете, как ваше отчество? - Она провела ладонью по влажным кустам, потом по лицу и посмотрела на него исподлобья. - Можно без отчества, тем более у меня оно вряд ли теперь есть, - он отвел взгляд и пнул ногой гравий, - вы можоте не отвечать на мой вопрос. Вам заплатили. Вы одна растите ребенка, и нужны деньги. - Спасибо на добром слове, - усмехнулась она, - могу вам сказать, что заплатили мне не больше, чем я получила бы за операцию такого объема у себя в клинике. А вообще я зарабатываю достаточно, чтобы прокормить себя и своего ребенка. - Ну ладно. Я же сказал, можете не отвечать. Извините. Позади громко зашуршал гравий. Они оглянулись. К ним почти бегом приближалась медсестра Катя. Она разрумянилась, тяжело дышала. - Юлия Николаевна! Полковник приехал, просил вас зайти к нему, сказал, срочно. Вы идите, я провожу больного.
Верхушка 17
К ночи небо над Саянами расчистилось. В городке отключили электричество.
|