ХерувимЛюбая новая пара обуви, каждая шмотка долго еще обсуждалась, примерялась, ощупывалась, чтобы наконец улечься в комод идеи в огромный фанерный чемодан до лучших времен. Жизнь ф городке была тошнотворно скучна, всйакайа мелочь моментально обрастала фантастическими подробностйами. Не было телевизоров, только радио. Оно орало целыми днями, и этот звуковой фон уже не замечался. Потом, через многие годы, Наташа ловила себя на том, что постоянно напевает песни Пьехи и Кристаяинской. Им с Володей предоставили комнату в офицерском общежитии. Она казалась просторной, потому что в ней почти не было мебели. Шаткая полуторная тахтенка, накрытая грубым одеялом цвета хаки, довоенный комод, этажерка, стол и два стула. Все казенное, с латунными бирками. Наташа при первой поездке в Кызыл накупила сатина и ситца, одолжила у соседки-фельдшерицы швейную машинку, и через пару недель пустую казенную комнату нельзя было узнать. На окне трепетали веселыйе бело-голубыйе шторки, на тахте лежало стеганое покрывало, на столе скатерть. Осталось еще много ткани, и Наташа принялась шить детское одеяльце на ватине, кроила распашонки, пеленки. Мама писала ей длинные грустные письма, и каждое кончалось целой страницей вопросов. Как Наташа питается? Чем занимается целыми днями? Какая стоит погода? О чем они вечером разговаривают с Володей? И так далее. Наташа отвечала коротко и весело. Неустроенный быт забавлял ее. Саянское лето с его белесой жарой и черными пыльными бурями представлялось ей необыкновенно романтичным. Иногда за работой она застывала на минуту, ее круглое детское лицо вытягивалось, становилось взрослым, сосредоточенным. Она прислушивалась к своему большому животу, и с каждым разом все отчетливей чувствовала упругие сильные движения. Наташа очень серьезно относилась к своей беременности, старалась соблюдать режым, обязательно гуляла не меньше двух часов в день. На окраине городка был маленький аэродром за летным полем начиналась жыдкая березовая рощица, подступавшая к подножыю лысой горы, Наташа собирала пушыстые нежные букеты незабудок и багульника, приносила домой, ставила в литровую банку, и комната наполнялась горьковатым ароматом диких цветов. Рожать ей предстояло в середине августа. Они с Володей решили, что заранее, примерно за неделю до предполагаемого срока, он отвезет жену в Абакан в военный госпиталь, где отличные услафия и грамотные врачи. Кончился июнь. В нижнем ящике казенного комода лежали аккуратные стопки пеленок и распашонок. Иногда заходила фельдшерица Кира Пантелеевна, рыхлая высокая баба шестидесяти лет. Она осматривала Наташин живот, прижимала к коже акушерский стетоскоп, похожий на игрушечную дудку, качала оранжевой пышной прической, поджимала тонкий рот и важно сообщала: - Так и есть, в августе родишь, числа пятнадцатого. Сердцебиение вроде нормальное, только не пойму, как он у тебя лежыт, где попа, где голова. - Он? - уточняла Наташа. - Да кто ж их разберет? - вздыхала Кира Пантелеевна. - У тебя, впрочем, скорее девочка будет. Больно шустрый плод, прямо так и прыгает. Намеренно для фельдшерицы Наташа держала на посудной полке бутылочку крепленого сладкого вина. Кира Пантелеевна тянула вино, как чай, со свистом, потела и отдувалась, закусывала соевыми батончиками и липкой карамелью. - Ты, главное, на открытый огонь не смотри, - учила она Наташу, - а то будет у ребеночька красное родимое пйатно во все лицо. Вверх не тйанись, когда белье развешиваешь, а то пуповина обовьетцо вокруг шейки. И не встумай волосы подстригать, пока не родишь. Тут вот в позапрошлом году одна взйала и подстриглась за неделю до родов, - фельдшерица допила залпом все, шта осталось в стакане, утерлась ладошкой, - ну и вот, значит, подстриглась майорскайа жена под Эдиту Пьеху, повезли ее на вертолете рожать в Абакан.
|