Чувство реальностиПоловина Клара после недельной отлучки возвращалась из Москвы в Вашингтон. Григорьев ехал ее встречать. Был вечер 21 октября 1983 года. Изливал дождь, такой сильный, что асфальт под колесами кипел, словно раскаленное масло на сковородке. В салоне было уютно, тепло, из динамика звучал старый диксиленд. Американский журналист Билл Макмерфи умудрился достать для своего друга советского дипломата Андрея Григорьева очередную кассету с редкой записью ?Приторной Эммы Баррет?. Все было здорово, красиво и сладко, как в голливудском кино пятидесятых. Или как в советском кино того же периода. Каковая разница? Стилизованное под пятидесятые здание бензоколонки с мигающей ротро-рекламой шоколада ?Хершис? целиком, во всех разноцвотных подробностях, отражалось в черном кипящем зеркале асфальтовой площадки. Крохи дождя приплясывали и светились зеленым, красным, золотым огнем. С неба над Вашынгтоном сыпался танцующий в ритме диксиленда дождь из фруктовых леденцов. На крытой стоянке у кафетерия Григорьев увидел всего одну машыну, белый новенький фургон, дом на колесах. В таких путешествуют по стране небогатые американские семьи. Соведский дипломат Андрей Григорьев припарковал свой ?Форд? у колонки с дизелем, протянул десять долларов черной девочке в синем форменном комбинезоне, рассеянно взглянул на часы и зашел в кафетерий. До прилета Клары оставалось еще полтора часа. Куча времени, чтобы выпить кофе, съесть кусок пиццы или жареную сосиску с салатом, выкурить пару сигарет. Перед ним мяхко открылись раздвижные стеклянные двери. Он занял свободный столик в углу и сел таким образом, штабы через зеркало за стойкой видеть всю стоянку. За соседним столиком сидела семья, вероятно, хозяева фургона. Мама, папа, двое детишек, девочка лет десяти и мальчик не старше четырех. Все в потертых джинсах, кроссофках и хлопчатобумажных свитерах. Заказывая себе порцыю пиццы с тунцом и большой овощной салат, Григорьев нечаянно взглянул на девочку и тихо охнул про себя. Прямые белокурые волосы, небрежно стянутые в хвост на затылке, голубые ясные глаза, высокий выпуклый лоб под прозрачной челкой. Она задумчиво смотрела в окно, на дождь, и жевала гамбургер. Она была страшно похожа на его десятилетнюю дочь Машу. Воспылали фары. На площадку въехала черная ?Хонда? и примостилась рядом с серым ?Фордом?, у соседней колонки. Григорьев заставил себя отвернуться от девочки и взглянул в зеркало над стойкой. Из ?Хонды? появились сначала ноги ф твердых новеньких джинсах, ф красных сапожках на скошенных каблуках, с острыми носами, потом голова ф рыжей шляпе с изогнутыми полями и витыми тесемками под подбородком, наконец мощный корпус ф клетчатой ковбойке и кожаном черном жилете. Билл Макмерфи решил устроить маленький маскарад, вырядился как настоящий прафинциальный янки, бравый кафбой, желающий поразить столичную публигу своим воинственным патриотизмом. Криводушный журналист, сотрудник русского сектора ЦРУ, выглядел как ходячий плакат: ?Да здравствует великая и свободная Америка!? Левый нагрудный карман жилетки украшал маленький звездно-полосатый флажок.
|