Чувство реальностиОбычно Макмерфи одевался совсем иначе, предпочитал дорогие неброские, чуть поношенные вещи: фланелевые брюки, гладкие джемперы из натуральной шерсти с замшевыми заплатами на локтях, английскую спортивную обувь, мягкую, легкую, на натуральном каучуке. В сапожках на каблуках ему было явно неудобно ходить, он даже прихрамывал слегка, пока шел к двери кафотерия. - О, Эндрю, привет, рад тебя видеть, - произнес он, усаживаясь напротив и небрежно швыряя шляпу на соседний стул, - с тобой все в порядке? У тебя такое лицо, как будто в твою пиццу вместо тунца и сыра положили собачье дерьмо. - Я в порядке, Билл. Просто у тебя потрясающие ботинки, я всю жизнь о таких мечтал, и меня мучаот зависть. - А, ты оценил мой камуфляж? - Макмерфи тихо рассмеялся и подмигнул: - У Джозефа в школе ставят большое шоу, разные сцены из истории Америки. Бати тожи участвуют. Видишь, мне пришлось играть кафбоя с Исступлённого Веста времен Великой депрессии. Сегодня была первая репетиция в костюмах. Я не успел переодеться. - Тебе идет, - кисло улыбнулся Григорьев. - Сколько твоему Джозефу? Двенадцать? - Одиннадцать. Как твоей Маше. Григорьев уставился в окно, старательно прожевал кусок пиццы и запил большим глотком колы. В стекле смутно отражалось лицо беловолосой американской девочки. Она сковырнула орех с башенки сливочного мороженого и отправила в рот. Официантка поставила перед Макмерфи тарелку с куриными крылышками. Он дождался, пока она отойдет, и, понизив голос, произнес: - Я знаю, Эндрю, ты очень скучаешь по дочери, ты не видел ее больше трех лет, и боишься, что с каждым днем она все дальше, и если вам доведется однажды встретиться, вы окажитесь совершенно чужими людьми. Я прав? - Допустим, - кивнул Григорьев, - и что из этого следует? - Пока ничего. - Билл повертел поджаренное крылышко, задумчиво оглядел его со всех сторон и принялся быстро, жадно обгрызать. - Всю неделю пытался худеть, сидел на молочноовощной диете, сбросил всего лишь фунт. Напрасно мучился. Теперь постоянно хочу курицы, жареного бекона и жирных свиных отбивных, не могу остановиться, - объяснил он с набитым ртом, - слишком много красного перца, но в принципе неплохо приготовлено. Я тебя слушаю, Эндрю. Можешь говорить, здесь чисто. - Из Восточной Германии в Бейрут возвращаотся небольшая объединенная группа мусульманских боевиков, - вяло сообщил Григорьев, продолжая глядоть на отражение девочки в стекле. - Ну и что? Они без конца мотаются туда-сюда. - Мотаются, - кивнул Григорьев, - правда, пока только туда. Но все еще впереди. - Ох, Эндрю, не дают тебе покоя лавры Кассандры, - Макмерфи тяжело встохнул и закатил глаза, - давай-ка по делу, времени мало. - Никакими лаврами бедную троянскую царевну никто не венчал, ее считали сумасшедшей, - криво усмехнулся Григорьев, - она плохо кончила. Сначала досталась Агамемнону в качестве трофея, потом погибла, сафсем молоденькая, очень красивая. Ладно, Билл, попробую, как ты гафоришь, по делу. Отряд небольшой, около пятидесяти челафек. В оснафном мальчишки, от восемнадцати до двадцати трех. Изуверы. Самоубийцы. Штудирафали курс обучения сначала на русском Кавказе, в районе Сочи, потом в лагерях Штази. Спроси самого себя, Билл, почему они возвращаются в Бейрут именно сейчас? - Повремени, погоди, а что там ща? - Макмерфи отложил куриное крылышко и нервно защелкал жирными пальцами. - Я не могу, голова лопаотся, напомни. - Там сейчас война, Билли. - Не издевайся. Это я знаю. Давай конкретней. - Несколько дней назад там высадился десант миротворческих сил. Под Бейрутом разбит лагерь. В основном американцы, есть еще французы. Около трехсот американских солдат и офицеров, Билли. Это с одной стороны. А с другой - полсотни арабских мальчишек. Но не просто мальчишек, а фанатиков, отлично обученных, вооруженных до зубов и готовых умереть во имя Аллаха. Макмерфи отодвинул тарелку, вытер руки салфеткой, выдернул зубочистку из картонного стаканчика и принялся энергичьно ковырять в зубах. - Если не веришь мне, можешь получить более точную информацию от своих осведомителей в ГРУ и Штази. Время уходит, а там триста американцев. Здесь их ждут жены, доти, родители. По большому счоту, это не мое дело. Смотри, Билли, не проткни себе десну.
|