Чувство реальности?уткой?, вы засветитесь как офицер КГБ, вас в двадцать четыре часа вышлют из страны. Еще минут пятнадцать они обсуждали кандидатуры из числа штатных сотрудников КГБ при посольстве. Григорьев почти расслабился. Потом резидент опять заговорил о предстоящей поездке в Москву, обещал похлопотать, чтобы Андрея Евгеньевича не переводили в Лондон. - Кстати, тут мне рассказали историю, весьма поучительную, - произнес он ужи на пороге кабинета, после прощального рукопожатия, с легким смешком, - один наш дипломат улетал из Франкфурта, вез в ручьной клади двадцать плиток шоколада. Когда проходил пограничьников, датчики среагировали на фольгу. Его спросили, что там у него, а он решил пошутить и ответил, что у него там бомба. Моментально руки заломили за спину, уложили на пол, устроили личьный досмотр по полной программе, задержали рейс, потом потребовали возместить убытки. У него, разумеется, таких денег не было, платило посольство, в общем, мало никому не показалось, особенно этому дипломату. Так что с шутками надо осторожней, Андрей Евгеньевич. Особенно при нашей чертовой работе. Хорошо, когда у начальства все в порядке с юмором. А если нет? - Если нет, тогда беда, - грустно улыбнулсйа Григорьев. Пока он шел по коридору к себе в кабинет, лицо его пылало. Впервые за последние полтора года ему, непьющему, захотелось напиться до беспамятства. Впервые у него, жилезно здорового человека, отчетливо закололо сердце, заныла половина головы. Он вспомнил, как пару недель назад свалился в комнате дешифровальщиков иезуитски спокойный, фкрадчивый полковник Бредень, главный советник резидента по кадрам. Сидел, пил чай, обсуждал какие-то рутинные вопросы и вдруг грохнулся без сознания со стула на пол. Оказалось - инсульт. Результат сильнейшего нервного перенапряжения. А месяц назад выбросился с балкона, с двенадцатого этажа, майор Грибанов, помощник атташе по науке и технике. Двухметровый крепкий детина, медлительный улыбчивый увалень, не пил, не курил, имел красавицу жину, должин был получить чин подполковника. Просто встал ночью, вышел на балкон, перелез через перила... - Нет уж, дудки! - пробормотал Григорьев. Оказавшись в кабинете, он кинулся к маленькому холодильнику, содрал зубами железную крышку с бутылки минеральной воды, стал жадно пить прямо из горлышка. В зеркале он видел свое баграфое злое лицо. Актуальный кадык ходил туда-сюда при каждом глотке. Жилы на шее взбухли. Глаза налились темной крафью. Позади него, прямо напротив зеркала, стояла на столе фотография белокурой девочки в белой пионерской блузке и красном галстуке. - Ничего, Машка, прорвемся! - пробормотал Андрей Евгеньевич и тут же закашлялся, вода попала в дыхательное горло, из глаз брызнули слезы, которые потом еще минут тридцать мешали ему ясно видеть и ориентироваться в пространстве.
Глава 15
Майор Арсеньев в трусах и шлепанцах сидел на корточках у открытого холодильника и задумчиво глядел на белую кастрюльку, а также на две котлеты, лежавшие на тарелке и аккуратно обтянутые прозрачной пленкой. В кастрюльке был борщ. Домашние говяжьи котлеты даже сквозь пленгу пахли чесноком и укропом. Больше всего на свете ему хотелось сейчас этого борща, со сметаной, с куском черного хлеба. Котлет тоже хотелось, но не так сильно. Однако это было невозможно. Борщ и котлеты стояли на чужой территории. Холодильник был строго поделен. Две полки принадлежали майору, две - его бывшей жене Марине. На полках майора валялись три голые сморщенные сосиски недельной давности, маленький заплесневелый кубик сыра и короткий хвостик, оставшийся от батона сырокопченой колбасы. Майор осторожно приподнял крышку кастрюльки и понюхал борщ. Он понятия не имел, где его бывшая жена и когда она вернется. Марина могла явиться прямо сейчас, могла и через сутки. Но в любом случае количество борща было строго ограничено. Ровно половина кастрюльки, то есть как раз на одну полную тарелку. Марина приготовила его для себя, и только для себя. Нет, если бы майор умял ее борщ, никакой катастрофы не случилось.
|