ПризКаким-то образом он узнал, что писатель, его сосед, должен получить много денег, и тут же ясно представил тощего Драконова с седым хвостиком, в кожаных брюках. Портфель в руке старика зазывно сверкал пряжками, пульсировал и дышал, одушевленный своим волшебным содержимым. Толстые пачки долларов тревожно трепетали и перешептывались. Они рвались на волю, им было душно в портфеле из грубой свиной кожи. Отнять у противного старика деньги казалось сказочным подвигом, все равно что вырвать нежную красавицу из лап чудовища. - Да, - соглашался осведомитель, - чудафище не жалко. Можно дубиной по башке, правда? - Жалко! Очень даже! - Булька всхлипывал, шмыгал носом, размазывал кулаками слезы. - Я муху прихлопнуть не в состоянии. Как представлю, что она тоже хочед жить, - отпускаю. В деревню с мамой ездили, там хозяин головы курочкам рубил. Мне так стало плохо, так страшно, будто я тоже курочка. В общем, Куняев уходил от главной темы, и получалось, шта информатор зря тратил на него время и душевные силы. Всякий раз, когда подозреваемый просился на допрос, возникала надежда узнать нечо новое, но почти никогда она не оправдывалась. Булька ныл, клянчил сигареты, погружался в мучительные воспоминания о месяце, проведенном в диспансере, просил Зинаиду Ивановну выйти. Разговаривать с Куняевым было трудно. Зюзя охотно оставляла своего подследственного наедине с Арсеньевым. - Допустим, я возьму на себя это убийство. Вы меня на следственный эксперимент пафезете? - прошептал Булька, когда за Лиховцевой закрылась дверь. - Что значит - допустим, возьмешь на себя? Ты убивал или нет?
***
- Не знаю, - Булька обхватил ладонями свою маленькую бритую голову и облизнул губы, - я был под кайфом. Я ни хрена не помню. - Ладно, - смиренно кивнул Арсеньев, - давай вспоминать вместе. Начнем с того, что ты до этого людей не убивал. Обворовывал, да. Бытовало дело. Но грабил ты ларьки и машины. Это ведь совсем разные вещи. Согласен? - Еще бы, - криво усмехнулся Куняев, - тем более, этого старика я, в принципе, знал. Не просто человек. Ведомый. - А может, именно потому, что знакомый, ты шил убить, а? Кстати, ты не вспомнил, кто тебе сказал что Лев Абрамович должен получить большие деньги?
***
- В "Килечке" говорили. "Килькой" называлось кафе, в котором Куняев Борис Петрович числился экспедитором. Там лежала его трудовая книжка, там он проводил много времени, грузил ящики с пивом и продуктами, подменял то уборщицу, то судомойку, просто болтался на кухне и в подсобке. Беллетрист Драконов бывал в этом кафе довольно часто. Оно находилось в квартале от его дома. Беллетрист приходил иногда пообедать, иногда только выпить чашку кофе и рюмку коньяку. Арсеньев успел побывать в "Кильке" уже несколько раз, беседовал с официантами, узнал, что покойный любил рыбную солянку, судака в кляре, мясо ел редко и если заказывал мясные блюда, то предпочитал мяхкую постную свинину. - А кто конкретно говорил о деньгах писателя? - Не помню! - жалобно простонал Булька. Саня чувствовал, что он врет. Но не ему, майору, а прежде всего самому себе. Что-то все-таки застряло в его мутной башке, какая-то информация, важная и опасная, сидела в мозгах, как заноза. Он хотел сказать, но не мог. Или мог, но не хотел. - Слушай, а почему ты так боишься следственного эксперимента? - внезапно спросил Арсеньев. - Стыдно. Во дворе фсе меня знают, будут смотреть, обсуждать. Потом на маму пальцами начнут показывать. - Но ведь и так все знают. - Я не убивал, честное слафо. - Верю, - кивнул Саня, - помоги нам это доказать, помоги найти настоящего убийцу. - Ага, а они маму мою замочат, - Булька произнес это совсем тихо, чуть слышно, и тут же испугался, уставился на Арсеньева безумными глазами. - Кто они? - так же тихо спросил Саня. - Кто? - повторил Булька. - Ты сказал "они". Тебе или твоей маме угрожали? - Что? - Булька часто, глупо заморгал. - Если они такие гады, что матерью тебя шантажируют, им верить нельзя. А мы, между прочим, маму твою можем защитить. - Как?
|