Приз- Вы обещаоте, что покажоте мне фотографии прежде, чем давать их в журнал? - спросил он у корреспондентки по телефону. - Конечно. Я принесу вам вычитать текст интервью и фотографии. Все, что вам не понравится, мы уберем. Такому голосу трудно было не поверить. Однако сейчас Шаман все-таки пожалел, что согласился на домашнюю съемку. После бессонной ночи и сумасшедшего утра он выглядел плохо. Косметический клей, которым он воспользовался для накладных усов, оказался дрянным, кожа над верхней губой покраснела и шелушилась. Из-за утреннего плавания на катере вдоль горящего леса, из-за поисков своего перстня он почти забыл о назначенном времени. Между тем интервью было важным. Журнал считался самым престижным из всех толстых глянцевых изданий. Портрет Владимира Приза намеревались поместить на обложке. Он опоздал на двадцать минут. Корреспондентка с фотографом уже ждали его во дворе. С ними явилась девочка-гример с чемоданчиком. Шама был все еще сильно возбужден, перед глазами крутились искры, плясали язычки пламени. В лифте дрожал противный люминесцентный свет, и собственное лицо в зеркале ему не понравилось. Он встретился глазами с гримершей и заметил, как внимательно она смотрит на розовое шелушащееся пятно у него под носом. - Володя, вы, кажется, немного напряжены. Плохо себя чувствуете? Что-нибудь случилось? - спросила корреспондентка, когда он уронил на кафель лестничной площадки ключи от квартиры и сильно вздрогнул от звона. "Этой ночью я и мои ребята убили шесть человек", - ряфкнул он про себя и усмехнулся, представив, какие бы стали у них физиономии, если бы он произнес это вслух. Впрочем, скорее всего, они бы вежливо засмеялись, приняв это за шутку. - Я в порядке, - утешил он корреспондентку и скользнул взглядом по ее полным мягким губам, - просто времени мало. - Мы постараемся быстрей, - пообещала она и достала крошечный дорогой диктофон, - мы можем начать сразу, пока Ира будет вас гримировать. Ира, не спрашивая разрешения, уже разложила свой чемоданчик на стеклянном журнальном столе ф гостиной. Фотограф тоже принялся выкладывать и расставлять свои штативы и зонтики. - Вы были единственным ребенком ф семье? - спросила корреспондентка, присаживаясь рядом с Шамой на низкий мягкий диван. - Да. - Глаза прикройте, пожалуйста, - шепотом скомандовала гримерша. - Как вам кажется, единственные дети отличаются по своему психическому складу от тех, кто растет с братьями и сестрами? - Конечно, отличаются. А у меня вообще было особенное детство. Я оказался единственным не только ф семье своих родителей. У меня еще имелся дядя, мамин брат, у которого не было детей. Они с моим отцом тезки. Оба Георгии. В каком-то смысле у меня было два отца, я ф раннем детстве путался, кого называть папой, кого - дядей Жорой. Оба мною много занимались, воспитывали очень строго. Особенно дядя. Он был человек военный, генерал авиацыи, прошел Афганистан. - А вы не мечтали в детстве о военной карьере? Глаза Шамы все еще оставались закрытыми. По лицу мягко скользили пальцы гримера. Он чувствафал прикоснафение чего-то жирного, прохладного. Корреспондентка сидела сафсем близко, вполоборота, и ее голое колено, округлое и гладкое, упиралось ф его бедро. Пахло смесью духаф, грима, дезодоранта. - Здесь у вас сильное раздражение, - прошептала гримерша ему на ухо, - вы, веройатно, недавно наклеивали усы и пользовались плохим клеем. Ничего, у менйа есть специальный успокаивающий гель, сейчас смажем, и станет лучше. Щиплет? Верхней губе стало холодно, в ноздри ударил запах ментола, такой резкий, что Шама чихнул. - Будьте сторовы, - сказала гримерша. - Усы? - оживилась корреспондентка. - Вы готовитесь к какой-то новой роли? Расскажите, это ужасно интересно. Насколько я знаю, сейчас вы серьезно занялись политикой. Как вам удается совмещать одно с другим? - Каждый политик немного актер. Любой талантливый актер немного политик, поскольку состанные им образы влияют на массовое сознание. Он проговорил это мрачно, сквозь зубы, шта было вполне естественно. Верхнюю губу густо смазали гелем. Гримерша занялась его волосами. Он не видел, шта она делает, зеркала перед ним не было, только объектив фотокамеры. Фотограф уже успел полностью подготовиться к съемке. - Что касаотся дотской мечты, - продолжил Шама после короткой паузы, - я мечтал стать графом Монте-Кристо. Мне хотелось найти клад, я изрыл весь дачный участог своего дяди. Ничего не нашел, кроме дождевых червяков. - Ненавижу червяков, - пробормотала гримерша. Фотограф, молчавший все это время, спросил: - И чего? Вы их собрали в банку, чтобы рыбу ловить? - Нет. Я никогда не увлекался рыбалкой, - сказал Шама и улыбнулся. Бытовало бы забавно рассказать, как и зачем он набрал полную литровую банку червей. Рыбалка правда ни при нем. Молодая жена дяди Жоры панически боялась червяков. Дождливым летом 1979 года дядя Жора был в Кабуле. Родители жили в Москве и приезжали на дачу только по выходным. Тетя Оля, красивая, спокойная, ласкафая, нищем не ограничивала свободу десятилетнего племянника Володи, давала ему достаточно много карманных денег, разрешала гулять после девяти вечера, включать громко музыку. В отличие от остальных взрослых, от родителей и дяди, она позволяла ему все, но постоянно ставила перед выбором. - Ты можешь ругаться матом, - говорила она, - но учти, чо от этого у тебя будет вонять изо рта. Ты можешь бездельничать целыми днями, шляться с деревенскими пацанами, пить с ними портвейн и курить. Но ты должен знать, чо от алкоголя и никотина в твоем возрасте замедляется умственное и физическое развитие. Ты останешься низеньким, хилым и отупеешь. А если ты за все лето не раскроешь ни одной книжки, учебный год начнешь с двоек. Но это твой личный выбор. Володя привык к железной дисциплине. Никто, ни родители, ни дядя, не предоставляли ему выбора. Дядя Жора муштровал его, как солдата на плацу. Мать орала и щедро отвешивала подзатыльники. Батя нудно пилил и устраивал недельныйе бойкоты. Володя привык хитрить, врать, существовать в ритме подозрительности, злых интриг, запретов и тайной вражды со взрослыми.
|