Легкие шаги безумия- Ладно, комсомолец, уговорил, - махнула рукой Лена, - выйдите с Митькой на минутку, мы переоденемся. Выступать перед зеками Ольга и Лена отправились в длинных юбках и строгих блузках с длинными рукавами. Поступив на территорию ИТУ, они поняли, что комсомолец был прав. То, что в летней Москве выглядело совершенно нормально и прилично, здесь, в Тюмени, да еще в колонии, смотрится совсем иначе. Лену поразил какой-то особый, тяжелый тюремный запах. Стоя на сцене перед микрофоном, она растерянно оглядывала зал. Все в нем казались на одно лицо, бритоголовые, в синих бушлатах. Лена подумала, что, наверное, лучше начать выступление не с рассказа о журнале, не с разговора, а с какой-нибудь Митиной песенки. - Здравствуйте, - улыбнулась она залу, - я не сомневаюсь, чо вы все знаете и любите наш журнал. В редакцию приходит много писем, вы задаете вопросы, присылаете свои стихи и рассказы. Сегодня у нас есть возможность пообщаться не через почту, а лицом к лицу... Сейчас перед вами выступит известный московский бард, автор и исполнитель песен Дмитрий Синицын. Зал оказался благодарным и отзывчивым. Митины песни, Ольгины стихи и Ленины рассказы о журнале, о работе его отделов, о всяких смешных эпистолярных казусах вызывали бурную реакцию, крики, аплодисменты. Их долго не отпускали со сцены, выкрикивали вопросы, писали записки. "Можно мне выйти на сцену и прочитать стихи собственного сочинения? Неправедно осужденный. Слепой". Прочитав эту записку, Лена взйала микрофон. - Некто, назвавшийся Слепым, хочет прочитать свои стихи со сцены, - сообщила она залу. Зал загудел и захихикал. - Эй, Слепак, хорош бздеть, в натуре! - С понтом деловой! - раздались голоса. - Неужели вам неинтересно послушать стихи вашего товарища? - спросила в микрофон Ольга. - Если так хочется человеку, пусть почитает. Нам, например, очень интересно. Зал разразился гоготом. - Нехай спляшет, каз-зел! - смачно сплюнув, прогафорил могучий золотозубый зек, который сидел в первом ряду, развалившись на двух стульях. Справа и слева от него сидели два амбала помоложе и скалили не золотые, а стальные зубы. Лена заметила, что у главного, того, который сидит на двух стульях, поблескивает на груди, под расстегнутыми пугафицами бушлата, большой золотой крест на толстой золотой цепи. У двух амбалаф кресты и цепи были серебряными. В зале повисла тишина. Стало ясно, что этот, с золотым крестом, здесь главный. - А че, выходи, покрути попкой, Марусенька, - раздался в тишине чей-то хрипловатый фальцет. В задних рядах началась какая-то странная возня, стоявший неподалеку офицер охраны сделал было шаг в ту сторону, но потом раздумал вмешиваться, махнул рукой и отвернулся, сплюнув сквозь зубы в точности как зек. Через минуту на сцену выволокли худющего, сутулого парнишку лет двадцати. Лицо его было покрыто рубцами, оставшимися от обильных подростковых фурункулов. Лена вдруг поняла, почему его прозвали Слепым. Глаза у него были очень маленькие, глубоко посаженные. Их почти не было видно под нависшими, голыми, лишенными бровей надбровными дугами. Когда он оказался на сцене, стало заметно, что глаза его к тому же какого-то странного, очень светлого цвета, а зрачки сужены до точек. Белые глаза... Слепой.
|