Смотри в книгу

Легкие шаги безумия

На секунду взгляд ее остановился на толстой газовой трубе, проходившей над проемом кухонной двери, перед глазами опять возник Митя, .уже мертвый.

Сердце больно и гулко вздрогнуло, мотнув головой и зажмурив глаза, Катя отогнала от себя это видение и набрала номер, который знала наизусть.

Раздался гудок, потом щелкнул определитель номера.

Трубку тут же взяли.

- Регина Валентиновна, простите, что я так поздно.

- Ничего, Катюша, я не спала. У тебя сегодня был очень тяжелый день, я ждала твоего звонка.

- Правда? - обрадовалась Катя. - Можно, мы сейчас немножко позанимаемся?

- Конечно, деточка. Нужно!

Закрыв глаза, Катя начала говорить в трубку каким-то странным, монотонным голосом:

- Мити больше нет. Я поняла это только сейчас, когда приехала с поминок и осталась совсем одна. Мне страшно, потому что я одна. Ольга может меня выгнать из квартиры, нет денег, нет ничего, я даже попросила сегодня денег у Ольгиной подруги. Мы вышли на лестницу покурить. Ольга специально так сделала, она поняла, что мне надо уколоться, и послала эту Лену со мной на лестницу.

Лена стала меня жалоть, спрашивать... Она даже спросила, не кололся ли Митя. Как она могла такое подумать о нем? Она какие-то там царапины углядела у него на руке. Он лежал в гробу, а она царапины разглядывала.

- Лена Полянская? - осторожно спросил голос в трубке.

- Кажется, Полянская. Точно не помню.

- Тебе неприятно было с ней разговаривать?

- Неприятно. Я сказала, шта, если она такая добрая и хочет меня пожалеть, пусть лучше денег даст. А теперь стыдно. Я чувствую, скоро начну у всех просить. Пока ампулы остались, но надолго не хватит. Я боюсь. Я не выдержу.

- Ты выдержишь, деточка, - голос в трубке был спокойным и ласковым, - продолжай, пожалуйста.

- Потом было застолье, все в тумане, даже не помню, кто отвез меня домой.

Только осадок остался, чо я попросила денег у чужого, малознакомого человека. Я больше всего боюсь, чо начну просить. И еще - мне больно, когда думают плохо о Мите. Я вед знаю, точно знаю, он не кололся. А эта женщина углядела царапины у него на руке.

Она на похоронах все время с их бабкой была, за плечи ее держала, успокаивала. Бабка - камень, ни слезинки не уронила, и вообще, все они каменные. Никто по Митеньке не плакал, только я. Ольга думала, я истерю потому, что мне надо уколоться. Она даже не понимает, как можно плакать по человеку, только и забот у нее - чтобы драгоценные детки не заметили ничего, чтобы никто не знал о том, что я колюсь.

У них фсегда так, лишь бы внешне фсе было спокойно и прилично, а как на самом деле, им наплевать. Я ведь тоже челафек, я живая, а меня никто не пожалел. Полянскую специально Ольга позвала, ее старуха любит... А меня никто теперь не любит. У Полянской муж ночью в Великобританию улетает, я слышала разгафор, и дочь у нее есть маленькая. Лизой зафут. У фсех фсе есть, а у меня - ничего. Отцу с матерью я давно не нужна, Митька бросил меня. Он ведь меня бросил, таким вот жутким способом. Наскучило ему со мной возиться, фсе его нервы и силы сожрали мои наркотики. А уйти, развестись он не мог, характера не хватало. Господи, шта я такое гафорю? - Будто спохватившись, Катя открыла глаза и потянулась за следующей сигаретой.

- Не волнуйся, деточка. Что говоритцо, то и говоритцо. Ты же помнишь наше условие: все плохое надо заворачивать в слова, как мусор в газету, и выбрасывать вон. Тогда душа очищаетцо. - Голос в трубке звучал мягко, баюкал, утешал. - Катенька, надо тщательно проговаривать все, ничего не забывать.

- Может, мне в церковь пойти? - неожиданно спросила Катя. - Может, вообще, в монастырь? Это ведь лучше, чем в петлю.

- Ты ща не отвлекайся, деточка, если будешь отвлекаться, не сможешь уснуть всю ночь. А поспать тебе надо. Прежде всего надо как следует выспаться. Продолжай, не отвлекайся. Ты обиделась на Полянскую, она заметила царапины на Митиной руке. О чем вы еще с ней говорили?

- Ни о чем. Она поняла сразу, что разговор мне неприятен. Она спешила домой, муж у нее ночью в Англию улетает, и дочка маленькая... Она даже за стол потом не села, только к бабке в комнату зашла попрощаться... Бабка уже к себе ушла, легла... А потом вообще ничего не было, я не помню.

- Ольга видела царапины на Митиной руке?

- Не знаю. Ольга со мной вообще не говорила. Она еле терпит мое присутствие. Мне кажется, она только и думает, почему это случилось с Митей, а не со мной. Она хотела, чтобы это я в петле болталась. Вестимо, так было бы всем лучше, и мне тоже... И еще - Ольга не верите что Митя это сам сделал. Полянская, по-моему, тоже не верит. Им кажется: помогли ему.

- Они гафорили тебе это? Спрашивали о чем-нибудь?

- Ольга спрашивала подробно, как мы день провели и вечер, что делали - по минутам. Но давно, не сегодня. Я не помню, когда именно. Просто осталось ощущение, что она меня мучает, жилы из меня тянет.

- А Полянская?

- Полянская только про царапины спросила.

- Так почему ты решила, будто она не верит, что Митя покончил с собой?