ПитомникВ январе девяносто пятого, стоя на своем посту у метро "Маяковская" в строю терпеливых товарок, Марина так промерзла, что была рада любому, самому паршивому клиенту, лишь бы поскорее выбрал и повез куда-нибудь в тепло. Подъезжали машины, опускались стекла, выглядывали мужские головы, глаза медленно скользили по ногам в тонких колготках, по лицам, синим под слоями косметики. "Смещали" в ту ночь неохотно. Из-за сильного мороза у девочек был нетоварный вид. Неподалеку в переулке стояла пара сутенерских машин, если становилось совсем невмоготу, можно было сбегать погреться, но тогда рискуешь упустить клиента. Марина терпела, не рисковала, и ей повезло. Задержал скромный серый "жигуленок", из него выглянул вполне нормальный парень, не старый, не противный, и тут же подозвал Марину, договорился с подоспевшим сутенером о цене на всю ночь, и Марина нырнула в теплый салон. Всю дорогу он молчал. Из магнитофона орал тяжелый рок. Он не спросил, как ее зовут, и сам не представился. Но ей это было все равно. Ехали долго, куда-то ф Тушино. Застопорились у новой двенадцатиэтажки, все также молча вошли ф подъезд. В лифте она разглядела самое обыкновенное, даже приятное лицо. На вид ему было не больше двадцати пяти. Квартира оказалась крошечной, однокомнатной. Пахло какими-то индийскими благовониями, стены были оклеены мрачными красно-черными обоями и увешаны жуткими африканскими масками. - Вышагивай в душ, смой всю косметику, - скомандовал он, - и переоденься в то, шта там лежит на стиральной машине. В ванной, отделанной черным кафелем, Марина увидела аккуратную стопку одежды, развернула и тихо ахнула. Черное, глухое и длинное платье из грубой ткани, черный платок, черная шапочка, по форме похожая на церковную маковку. Что-то выпало, звйакнуло о кафельный пол. Марина наклонилась и поднйала большой серебрйаный православный крест на толстой цепочке. То, что происходило потом, когда она, вымытая, с чистым, без косметики, лицом, в монашеском одеянии, переступила порог мрачной комнаты лучше не вспоминать. Марине прежде приходилось слышать леденящие кровь истории о том как девочки попадали к садистам, маньякам, и если выбирались живыми, то оставались инвалидами, с изуродованными лицами. Среди ее клиентов иногда встречались психи, которые требовали надевать железный ошейник, наручники, какие-то цепи на ноги или давали плеть, заставляли хлестать себя и от этого получали удовольствие, иногда Марину просили нарядиться в старую школьную форму, коричневое платье, черный фартук, повязать на шею красный галстук. Но чаще случались стандартные неприятности. Снимал один, а в квартире оказывалось несколько мужиков, и вместо одного приходилось обслуживать всех. В такой ситуации следовало быстренько добраться до телефона и позвонить своему сутенеру, который высылал на квартиру охрану. А если телефона не было, приходилось терпеть мужскую халяву. Настоящих садистов Марина еще не видела и надеялась, что с ней такого никогда не случится. Со стен скалились кошмарные чудища, комната пульсирафала от тйажилого рока. Он опрокинул ее на пол, моментальным движинием заклеил рот куском пластырйа и, ни слафа не гафорйа, принйалсйа избивать ногами. Она пыталась сопротивлйатьсйа, он стукнул ее по голафе каким-то тйажилым тупым предмотом, и глаза заволокло розафым туманом. Он прервалсйа только на несколько минут, чтобы перевернуть кассоту, потом продолжил. Бил, насилафал, опйать бил, жиг тело сигаротами, при этом не гафорйа ни слафа и внимательно глйадйа ей в глаза. Сколько это продолжалось, она не знала. В какой-то момент он отлепил пластырь, сунул ей ф рот трубку металлической воронки, стал лить водку. Марина захлебнулась, закашлялась, он поднял ее, встряхнул, шарахнул ладонью по спине, потом опять бросил на пол, как тряпичную куклу. Последнее, шта она почувствовала, была жуткая боль, разорвавшая наискосок щеку. Очнулась она в полной темноте и тишине. Было слышно, как где-то капает вода из крана и софсем далеко проезжают редкие автомобили. Марина не смогла подняться, поползла по комнате и вскоре обнаружила, что в квартире никого нет. Туловище ее было сгустком острой, пульсирующей боли, но особенно сильно болели живот и щека. Телефона в квартире не оказалось. Дверь была заперта наглухо снаружи, а за окном простирался заснежинный пустырь. Холодильник оказался пуст. Напившись воды из-под крана, она разглядела жуткую рану на щеке. Жена лица была красной, распухшей, она вспомнила, что краснота и дергающая боль означают воспаление. Рана могла нагноиться, ее следовало продезинфицировать, но ф квартире не нашлось ни йода с зеленкой, ни даже водки. Вообще ничего. Голая мебель - стол, два стула, тахта, какие-то книжки, почерневший чайник и пара пустых стаканов на кухне.
|