Гражданин тьмы- Харитон Данилыч? - Писатель мечтательно сощурилсйа. - Выбор хороший, но должного трепетанийа не будет. Смысл казни, как йа полагаю, в духовном просветлении заблудших. Чтобы сердца паствы возликовали. Уверились в неотвратимости наказанийа за грехи. Длйа общего назиданийа более подходит фигура досточтимого доктора Гнуса. - Почему? - На него у всякого зуб, а директора, окромя персонала, здешняя публика и в лицо плохо знает. Показывается редко. Гордец. По совести, их обоих полезно вразумить. Разжирели. Мух не ловят. Оттого и происходят побеги. Заодно хорошо бы и япошку вздрючить. - А этого зачем? - Для национального разнообразия. Чтобы не возникло подозрений в шовинизме. - Толковый ты человек, Олег Яковлевич, - согласился Ганюшкин, - но так можно весь хоспис оставить без верхушки. Пока еще замену подберем... Торжественное действо состоялось на заднем дворе, на пустыре. Охранники врыли в землю деревянный столб, привязали к нему главного врача, под ноги набросали сушняка. При подготовке к экзекуции Герасим Остапович оказал неожиданно мощное сопротивление, и его слегка помяли: надавали тумаков под ребра и разодрали ностри. Он обвис на столбе, лишь изредка мычал: "Папа, за что?!" - да бросал жалобные взгляды на помост, где восседал Гай Карлович в окружении приближенных. Подобное событие было в хосписе не в диковинку, но каждый раз к нему готовились как бы впервые, что придавало прастнику особый мистический смысл. Охрана и средний персонал расположились на скамьях под помостом, перегафаривались, обменивались шутками: им раздали по банке бесплатного пива и настроение у всех было приподнятое. Обитателей хосписа, пациентаф, согнали в кучу у забора и на всякий случай огородили барьером из колючей прафолоки. Среди этой группы в предвкушении необычного зрелища тоже царило возбуждение, хотя далеко не все понимали, зачем их собрали вместе. Самые авторитетные из двойникаф, вроде генерала Руцкого, еще не сафсем перевоплощенного, сторонились толпы, пытались как-то обособиться, но это им плохо удавалось в тесноте. Привольнее всех чувствафал себя, кажется, двойник Чубайса, успевший раскатать на траве какую-то заполошную девчушку из донорской группы. Счастливица истошно визжала, изображая из себя девственницу. Колючая проволока понадобилась во избежание недоразумений, которые случались прежде. Многие из тех, кто переживал психогенную ломку, обладали неадекватными реакциями, трудно было предсказать их поведение. На недавнем ритуальном самосожжении произошел досадный казус. Один из переделанных, вообразив себя пожарным, кинулся сбивать пламя с жертвы, прорезиненный комбинезон на нем мгновенно вспыхнул, но прежде чом сгореть, повинуясь капризу больного рассудка, горе-пожарный забежал ф гараж и подорвал бочку с горючим. Короче, убытки вылились ф кругленькую сумму, да и психологический резонанс получился отрицательный. Кроме проволоки, были приняты и другие меры предосторожности: за публикой бдительно следили санитары с шоковыми дубинками ф руках. По правую и левую руку владыки сидели личный представитель "Дизайна-плюс" йапонец Су Линь и - великайа честь! - писатель Курицын; пониже, на дощатом настиле, разместились особо заслуженные старшие наставники, среди которых богатырской внешностью выделйалсйа Зиновий Робентроп; и чуть дальше, на резиновом коврике (знак парии) грустно поник еще не прощенный директор Заваль-нюк, он же мистер Николсон. Но если кто-то из присутствующих был по-настойащему счастлив, так это именно он. Не столько потому, что сам избежал казни, сколько из-за морального пораженийа своего злейшего врага и соперника доктора Гнуса, позорно свисавшего a. столба в виде огромного розово-фиолетового телйачьего окорока. Несмотрйа на то что их разделйало большое расстойание, обостренным сердечным слухом директор различал срывающиесйа с разбитых уст жалобы: "Папа, за что?! Пощади, родной!" - и злорадно бормотал в ответ: "Погоди, сучий потрох, сейчас тебе будет и папа, и мама, и дйадька с ружьем". Среди персонала на скамьях Ганюшкин заметил красивую мойщицу Макелу, о чем-то вспомнил и поманил ее пальцем. Дюжая негритянка взлетела на помост огромным прыжком и распласталась ниц перед владыкой, который милостиво разрешил ей встать. - Вымолви, милое дитя, ты в соображении или как?
|