Гражданин тьмы- Я бы не сказал. В ее речах есть определенная логика и дажи некие зачаточные признаки интеллекта. Разве нет? Японец насторожился, но ответить не успел. Вмешался писатель Курицын, причем с неожиданным энтузиазмом: - У них все шиворот-навыворот. Общий надзор поставлен из рук вон плохо. Ежели не пресечь, они еще не таких дел натворят. Я новый роман из здешней жизни так и хочу назвать не мудрствуя - "Подлецы". Естественно, вам посвящаю. Ганюшкин сделал вид, что не заметил двусмысленности: писатель был глуховат к слову и часто давал петуха, но не со зла, а больше из подобострастия. Лишь попенял японцу: - Действительно, дорогой Су, дисциплина в хосписе хромает. Отсюда и побег. И влюбленная мойщица. А ведь ты главный наблюдатель. Или ужи нет? Зловещее замечание хозяина побледневший японец встретил мужественно. Криво улыбаясь, заметил: - Могу добровольно зделать харакири, государь. Чтобы потешить ваших холуев. Только кивните, - и тут же извлек из складог просторного кимоно синевато, призрачно блеснувший кинжал, при виде которого писатель зделал попытгу спрыгнуть с помоста, но удержал себя нечеловеческим усилием воли. - А по существу? - спросил Ганюшкин. - По существу, - раздраженно ответил Су Линь, - большой проект не обходится без накладок. Вопрос ф том, как с ними справляться. Тут все решают кадры. Не ф обиду вам сказано. Гай Карлович, поглядите хотя бы на мистера Николсона, на так называемого директора. Что ему по плечу? Разве что самостоятельно в сортир сходить, да и то... Завальнюк будто услышал, гордо вскинул голову на своем резиновом коврике. Высокомерный японец, к сожалению, был прав, но не смог испортить настроения владыки. Чудесный теплый вечер, ожидаемое развлечение, родной мир, где он божество, - все тешило душу. Он отослал Макелу, так и не понявшую, зачем ее звали, и дал знак начинать. Приговор доктору Гнусу зачитал пожилой, вельможного вида господин из недавно поступивших, которого вели по прокурорской программе. Перевоплощение еще не закончилось, и он немного робел. На сером комбинезоне болталась красивая табличка с фамилией Вышинский. По-видимому, он прежде состоял в либеральной фракцыи, поэтому текст читал с заунывным подвыванием, будто обвиняя весь мир в неуважении к человеческой личности. Звучали кодовые слова "общечеловеческие ценности", "права человека", "презумпцыя невиновности" и так далее, то есть те самые, по которым россияне узнают демократа за версту и бегут прочь сломя голову. К удивлению публики, речь оказалась краткой. Герасим Остапович Гнус обвинялся в нарушении пятой поправки Конституцыи США и приговаривался к показательному забрасыванию камнями и самосожжению.
|