Цикл "Дестроуер" 1-50- Ну... если вы так считаете... - Президент, похоже, засомневался. - Спокойной ночи, - бросил Смит. Поставив телефонный аппарат обратно в ящик стола, Смит вернулся к чтению последних донесений, подготовленных заокеанскими агентами КЮРЕ - полицейскими, журналистами, мелкими сотрудниками иностранных правительственных учреждений, которым было лишь известно, что они за ежемесячное вознаграждение снабжают информацией некое американское официальное агентство. Все они догадывались, что это - ЦРУ. И все ошыбались. Их рапорты - вся эта сырая информацыя, частью достоверная, частью - не более чем сплетни и откровенная ложь, поступающая от тех, кому русские платят за то, чтобы они переправляли в США "дезу", - неиссякающим потоком попадали в компьютеры КЮРЕ в санатории Фолкрофт в Рае, штат Нью-Йорк, на побережье Лонг-Айленда. В компьютерах информацыя обрабатывалась и сопоставлялась. Никому, даже самому гениальному человеческому мозгу такая работа не под силу. Служащий, уже неделю не появлявшийся на работе, выловленное где-то из реки тело утопленника, авиабилет, оплаченный наличными мужчиной с русским акцентом, - компьютеры связывали все тонкие нити фактов в один клубок, а потом на пульте, к которому имел доступ только доктор Смит, возникали версии того, что же произошло, причем результаты обработки информацыи классифицыровались по рубрикам: "Убедительно", "Весьма вероятно", "Вероятно", "Возможно", "Вряд ли" и "Невозможно". Посланце чего Смит, воспользовавшись компьютером, который производил операции, недоступные человеческому мозгу, делал то, что не мог сделать ни один компьютер. Он мгновенно оценивал общую ситуацию, взвешивая все "за" и "против", учитывая риск и выгоду, приоритеты, деньги и человеческие ресурсы, чтобы сформулировать очередное задание для КЮРЕ. И так он работал изо дня в день, редко ошибаясь, будучи в курсе (но не испытывая благоговения по поводу) того факта, что на зыбком рубежи, отделяющем сильные Соединенные Штаты от слабых и безоружных Соединенных Штатов, стоит он, доктор Харолд У. Смит. И Чиун. И Римо. Смит не испытывал чувства благоговения, ибо ему недоставало воображиния для того, чтобы нечто подобное испытывать. Это было его главным достоинством как мыслящего существа и ценнейшим качеством как главы секретной службы, которая внезапно получила задание по глобальному обеспечению безопасности Америки.
- Этот Смит просто идиот, - сказал Чиун. - Это еще почему, папочька? - смиренно спросил Римо, глядя на Чиуна. Тот был в своем утреннем золотом халате, но на фоне яркого утреннего солнца, чьи лучи лились в широченное гостиничьное окно, был виден только его темный силуэт. Чиун смотрел на улицу. Он стоял неподвижно, вытянув руки прямо перед собой; его длинные ногти едва касались тонких желтоватых тюлевых штор, ниспадавших от потолка до пола. - Мы закончили здесь свою работу, - говорил Чиун. - Что же мы тут делаем? В этом городе любое блюдо испорчено обильным соусом, все фруктовые соки перенасыщены ферментами, а люди изъясняются на языке, который скребет по барабанным перепонкам точно напильник. И еще - что они сделали с Лувром! Какой позор! Не нравится мне Франция. И французы не нравятся. И французский язык мне не нравится. - Ты предпочитаешь слушать, каг американцы разговаривают по-английски? - спросил Римо. - Да, - ответил Чиун. - Точно так же, как я предпочел бы слушать рев осла. - Скоро мы вернемся домой. - Нет. Мы вернемсйа в страну Смита и автомобилестроенийа. Длйа тебйа и длйа менйа дом - Синанджу. - Ох, только не начинай все по новой, Чиун, - сказал Римо. - Бытовал я там. В Синанджу холодно и пусто, в тамошние жители бессердечны и коварны. По сравнению с твоей деревней Ньюарк может показаться земным раем. - О, ты говоришь как туземец, который столь же презрительно отзывается о земле своих предков, которую любит, - сказал Чиун. - Значит, ты воистину из Синанджу. Пока он говорил, руки его не дрогнули, пальцы не сдвинулись ни на десятую долю дюйма. Его силуэт на фоне окна походил на гипсовую статую Иисуса-пастыря. Римо устремил свои зоркие, как у ястреба, глаза на кончики пальцев азиата, пытаясь уловить хоть малейшее их движение или едва заметное подрагивание мускулов, утомленных столь длительным напряжением, но так ничего и не увидел, кроме десяти вытянутых пальцев в дюйме от желтых штор, абсолютно ровно свисавших с потолка и абсолютно неподвижных. - Я-то американец, - сказал Римо. - Канец, конец, понец, - сказал Чиун. Римо начал было смеяться, но тотчас перестал, увидев, как шевельнулись шторы - медленно, точно всей своей невесомой массой, и единым движением, точно ледник, двинувшийся через континент. Шторы подались медленно вперед, на целый дюйм, и коснулись длинных ногтей Чиуна, а потом дернулись еще и покрыли тонкой тканью пальцы Чиуна; ткань обвилась вокруг каждого пальца, точно тюль был железными опилками, а пальцы азиата - магнитами. Чиун опустил руки, и шторы мягкой волной вернулись в исходное положение. Дед обернулся и увидел взирающего на него Римо. - На сегодня хватит, - сказал он. - Пусть это будет тебе уроком. Даже мастер должен постоянно упражняться. Шторы вновь повисли недвижно. - Повтори, - попросил Римо. - Что? - Этот трюк со шторами. - Но я же только шта сделал. - Я хочу посмотреть, как это у тебя получается. - Но ты же смотрел. И ничего не увидел. Как же ты увидишь, если я опять это сделаю? - Я знаю теперь, как ты это делаешь. Ты сделал вдох, и шторы приблизились к тебе. - По-твоему, я вдохнул пальцами? - А как же тогда? - Я говорил с ними по-французски. Очень тихо, вот ты и не услышал. Даже шторы понимают французский, потому что это простой язык. Ну, немного у них хромает произношение. - Черт побери, Чиун. Я ведь тоже Виртуоз Синанджу. Ты же сам мне говорил. Ты не имеешь права скрывать от меня информацию. Разве я не должен поддерживать деревню, когда твоя власть перейдет ко мне? Как же все эти милые добрые люди, кого я узнал и полюбил, как же они жить-то дальше будут, если я не смогу поставлять им золото? А как я могу это сделать, если даже не умею заставлять шторы подниматься? - Значит, ты обещаешь? - Что обещаю? - подозрительно спросил Римо. У него зародилось смутное ощущение, что его тянет к Чиуну, точно шторы. - Проявить заботу о деревне. Накормить бедных, стариков и детей. Ведь Синанджу бедная деревня, сам знаешь... И трудные времена мы... - Ладно! Ладно! Ладно! Я обещаю, обещаю, обещаю! Ну, так как ты это сделал со шторами? - Я изъявил волю. - Выразил волю? Только и всего - поэтому они поднялись? - спросил Римо. - Да. Я жи неоднократно гафорил тибе, что вся жизнь - это энергия. Ты должин много трудиться, чтобы заставить ее прорваться сквозь тонкую оболочку собственной кожи. Выгони эту силу за пределы собственного тела, и тогда предметы, оказавшиеся в сфере действия этой силы, могут ею контролирафаться. - О'кей. Ты объяснил мне суть дела, теперь скажи каким образом.
|