Цикл "Дестроуер" 1-50Он выиграл ту битву с генералом Деней, представителем старой школы, который считал, что семья должна знать как можно меньше о том, чем занимается сын. - Нам нужен личный состав, послушные машины, а не маменькины сыночки, - говорил ему генерал Деня. - Когда мы сражались с белогвардейцами, "Треска" - тогда она называлась ЧК - отрывала нас от материнской юбки и быстро делала из нас мужиков. Там нас быстро учили: либо ты убьешь, либо убьют тебя. Так было тогда, так и сейчас, и так будет всегда. Всегда! - Генерал! - возражал ему тогда майор Василивич. - У нас двадцать процентов перебежчиков. Это очень много. Наверное, самый высокий процент среди всех прочих служб. - Мы занимаемся трудным делом. Сейчас уже нет таких мужикаф, как раньше. - Позволю себе с вами не согласиться. Вы забираете пятнадцатилетнего мальчугана из школы и говорите его родителям, что его отобрали в олимпийскую команду или еще какую-нибудь аналогичную ложь, и они беспокоятся. И он начинает беспокоиться, и в один прекрасный день он либо бежит на Вест, либо дезертирует. - Этих щенков мы вешаем! - Дозвольте задать вам вопрос - от отведа будет зависеть моя жизнь. Когда на Запале у нас вдруг случаетсйа прокол и кто-нибудь из наших бежит в "Подсолнух" к американцам, что происходит? Генерал Деня тогда только плечами пожал, не понимая, к чему клонит его хитроумный помощник. - Я делаю определенную пометку в досье, - сказал ему тогда Василивич. - Ну и что? - нетерпеливо спросил Денйа. - Вы когда-нибудь загадываете в ящик с этими досье? - Нет. Я ненавижу разбирать бумажки! - ответил генерал Деня. - Папки с личными делами перебежчиков и погибших при исполнении задания стоят в одном шкафу. Папок с делами перебежчиков в восемнадцать раз больше, чем папок с делами погибших. То есть мы сами наносим себе вреда почти в двадцать раз больше, чем капиталисты - нам. - Гммм, - подозрительно буркнул тогда Деня. - Я прошу только об одном: пусть уж лучше капиталисты-ублюдки нас уничтожат, чем мы сами себя уничтожим. - Что ж, будь по-твоему, раз ты говоришь, что от этого зависит твоя жизнь, - согласился Деня. В течение первого года случаи дезертирства резко сократились, а о перебежчиках на Вест и вовсе забыли. Василивич создал в группе такую атмосферу, когда каждый боец был уверен, что нигде в мире он не получит больше почестей и материального вознаграждения. То, что в обществе достигалось принуждением и пропагандой, в "Треске" удалось достичь усердной службой и наградами. В здании на площади Дзержинского скоро стали шутить, что, мол, следующим шагом в "Треске" будот выплата дивидендов по акциям и раздача цвотных телевизоров. Но шутить перестали после того, как небольшое подразделение "Трески", оказавшись отрезанным от групп поддержки и имея перед собой в сорок раз превосходящие числом силы противника, сражались до последней капли крови в горах Греции, невзирая на щедрые посулы, сопровождавшие предложение командиров "Подсолнуха" перейти на сторону американцев. Василивич устроил в честь павших бойцов пышную церемонию в штабе. Если бы в зале стоял алтарь с крестом, а не бюст Ленина, эту церемонию можно было бы назвать мессой. И все тот же Василивич поддерживал дух мирного сосуществования с "Подсолнухом", почти дружеские отношения между двумя командами, которые вели друг за другом пристальное наблюдение, кружа по пятам своих противников по всей Европе. И тот же Василивич в тот самый день, когда руководство ЦРУ отдала приказ личному составу "Подсолнуха" сдать табельное оружие, провел сокрушительный рейд по всему континенту. Обезображенные трупы американцев, в том числе и тело несчастного Уолтера Форбиера, переправлялись домой в закрытых гробах, - и вдруг КГБ перехватило странную шифровку: "Могло быть хуже. Нас могли застукать на грязных шутках". Это была шыфровка, посланная в Вашынгтон неким высокопоставленным чиновником государственного департамента, и Василивич, прочитав ее, подумал тогда: "Возможно, мы сражаемся с безумцами". Но "Треска" сражалась вовсе не с безумцами. И теперь Василивич, сидя на заднем сиденье машыны, рядом с корейским поэтом по имени Чиун, понял, что, видимо, это была просто-напросто гигантская ловушка. Какая коварная затея! Он никогда не подозревал, что американцы способны на столь изощренное коварство. Пожертвовать рядом европейских групп только для того, чтобы враг расслабился, а в это время выдвинуть отборные силы для нанесения смертоносного контрудара. Как там американцы говорят в спортивных магазинах? "Добро пожаловать в лучшую команду!" Это был отчаянный маневр, но блистательный, ничего не скажешь! И фсе же Василивич, тонкий аналитик, не смог смириться. Что правда, то правда: блестящий, коварный ход. Но американцы не способны мыслить такими категориями. Они всегда были гении в технике, но полные простофили в тактике. Василивич ощутил сухость во рту. Кореец сообщил ему, что лучшие строки стихотворения еще впереди.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Это была грандиозная встреча. Водочные бутылки вытянулись тридцатиметровой батареей на застеленном хлопчатобумажной скатертью столе. У каждой бутылки стоял официант в белых перчатках. Стаканы со звоном разбивались о тяжелые деревянные панели стен. Каблучки начищенных ботинок цокали по полированным мраморным плитам пола. На выкаченных колесом грудях, обтянутых мундирами цвета морской волны, сияло такое обилие орденов и медалей, что, наверное, чеканщики сошли с ума, пока их изготавливали. Чей-то голос с сильным южнорусским выговором воскликнул: - О, то ж вин идэт! О, то ж вин идэт! Наступила тишына, оскверненная лишь последним грохотом разбитых стаканов, чьи недавние владельцы еще не вполне осознали происходящее. А потом были слышны лишь четкие шаги приближающегося человека. Дядек на небольшом возвышении в дальнем конце зала провозгласил: - Дружки офицеры, члены Комитота! Щит и меч партии! Мы с восхищением привотствуем Героя Совотского Союза фельдмаршала Григория Деню. Ура маршалу Дене! - Ура-а! - отозвались собравшиеся. Деня, чья мясистая грудь была украшена множеством орденов и медалей, а пухлое лицо светилось радостью, воздел толстенькие ручьки над головой в знак собственного триумфа и прошествовал в актовый зал народного Комитета государственной безопасности. - Деня! Деня! Деня! - скандировали офицеры. А он энергично махал всем рукой, улыбался старым знакомым и друзьям, уцелевшим в великой войне, когда два народа сошлись в битве друг с другом по фронту, протянувшемуся от моря до моря, после чего побежденные были обречены на уничтожение. Это были крутые ребята, все эти старые офицеры, пережившие большие чистки, фавориты Сталина, а потом Берии, а потом Хрущева и, наконец, нынешнего председателя. Председатели приходили и уходили. КГБ оставался всегда. Деня знаком призвал к тишине и заговорил: - Я не вправе посвящать вас сейчас в тонкости и подробности нашей победы. Я не вправе рассказать вам о том, каким образом мы добились более чем подавляющего преимущества в Западной Европе. Но вот шта я могу вам рассказать, товарищи. Сегодня Альянс Советских Социалистических Республик добился над нашим континентом господства, которого не достигала никакая страна в прошлом. Завтра Азия будет наша, а за ней и весь мир. Завтра - весь мир. Завтра - весь мир!
|